– Врешь, поп! Был Кузька, да весь вышел: повесил вчерась я Кузьку. Крепок был вор. Один порубил семерых стрельцов, – вставил Ульянка.
– …Вот ехал тот Кузька, царство небесно, в одних санях с упокойником, – продолжал поп рассказ. – Он и просит пятидесятника: «Укажи гроб забить – боюсь я к ночи с мертвецом, а тут еще страшное бают, а он, глянь-ко, си-ний лежит…» Пятидесятник смеется, а у самого и поджилки взыграли. «Где, бает, синий?» Пошел к саням, а Иванка – скок! Да как взвоет! Стрельцы – кто куда, и ружье покинули. А Иванка-то был незакован… – Поп оборвал рассказ и прислушался.
Во дворе подняли лай собаки.
– Кого-то послал господь?! – с тревогой молвил хозяин.
– Не бойтесь – товарищ мой, верно, – сказал Ульянка, но в голосе его была неуверенность, которой он не хотел показать другим.
Со двора послышались голоса. Скрипнули ворота. Хозяин и гости тревожно переглянулись. Стрельцов почти не осталось в сельце, и случись, напали б шиши, некому было оборонить дом. Кто-то в сенях околачивал сапоги от снега и стукнул в дверь. Хозяин окликнул:
– Кто там?
– Государевы слуги – стрельцы.
– Еще стрельцы! – со вздохом сказал хозяин. – Все ныне пожрут!.. А много ли вас? – спросил он.
– Людей со мной сотня, так я их в селе оставил, а сам к тебе.
Хозяин скинул крючок. Стрелецкий сотник шагнул через порог. Он был весь в снегу и в инее. На бровях, в усах, в бороде и кудрявых волосах его заблестели капли. Он снял шапку и стал молиться на образа. Потом поклонился хозяину и гостям.
– А ты кто таков? – спросил он Ульяна.
– Стрелецкий пятидесятник из Пскова, Ульян Фадеев.
– Здоров, пятидесятник. Слыхал про тебя. Окольничий Афанасий Ордин-Нащекин мне сказывал: шиша Иванку полгода ловишь.
– Не я один! С десяток таких, как я, ловят.
– Стыда-то, ратные люди! – сказал сотник. – Дождались, что нас государь из самой Москвы послал!
– А мы тут – не ведаю, как тебя величать, – про него, про Иванку, все толковали, – сказал хозяин, – хитер, бес!..
– Басни баете! – остановил московский сотник. – Те басни стрельцы псковские выдумали себе в оправдание перед государем: он, мол, бука така, что его не одолеть ни пулей, ни саблей! Колдун ваш Иванка, что ли?!
– Бука не бука, колдун не колдун, а хитер! – возразил Ульянка. – И я было раз изловил его, да он и меня обошел…
– Врешь! – перебил сотник.
– Ей-богу! – воскликнул Ульян.
– Укрепляешь баснями вора. За такое тебя самого, как вора, – в тюрьму! – крикнул сотник.
Он навел на Ульянку пистоль и твердо сказал:
– Смирно сидеть, Иванка-псковитин! Я тебя разом признал, шиш проклятый!
– Кой я Иванка, чего ты грезишь! – воскликнул Ульян.
Он привстал, но сотник крикнул:
– Сиди, убью!
Ульянка покорно сел.
– Поп, вяжи-ка его, да покрепче! – сказал сотник.
Испуганный поп стал вязать Ульянку.
– Ты и не знаешь Иванки, – запричитал Ульян. – Он молодой, у него ни бороды, ни усов…
– Может, и ты нацепил! – возразил сотник. – Ну-ка, поп, рви с него бороду, – приказал он.
Поп дернул за бороду, Ульян вскрикнул.
– Своя у него борода, – неуверенно сказал поп.
– А-а, вон вы как! Стало, ты, поп, с ним заодно! Ты, стало, и есть поп Яков! – воскликнул московский сотник.
– Смилуйся, господин сотник, я тутошний поп Егорище! – завопил поп.
– Коли не врешь, рви шишу бороду! – потребовал сотник.
Поп снова дернул Ульяна за бороду. Пятидесятник взвыл.
– Не ори! – сказал сотник. – Москва слезам николи не верит. Крепче дери, поп!
Поп дернул крепче и вырвал клок бороды. Ульянка перекосился.
– Еще! – приказал попу сотник.
– Не стану! – вдруг взбунтовался поп. – Я поп – не палач! И вор – человек! Иванка-псковитин других не хуже, пошто его драть! Сами его гоните, и он тем же вам платит!..
Поп вдруг опомнился и замолчал.
– Ай да поп! – воскликнул московский сотник. – Спасибо! Не Иванку ты, поп, связал, а псковского изменщика Ульянку. А борода у него своя, не как у меня!
Московский сотник дернул себя за бороду и оторвал ее вместе с усами.
– Ива-анка! – заголосил Фадеев.
– Не старайся орать, изменщик, – сказал Иванка. – Стрельцы твои все повязаны, а за Кузю тебе, проклятому, собачья смерть! Повешу тебя на том самом суку, где ты Кузю весил!
Со двора послышался говор многих людей.
– Вот и ватага моя к дворянину в гости! – сказал Иванка.
Дверь распахнулась, во вместо Иванкиной ватаги на пороге стоял псковский стрелецкий пятидесятник Неволька Сидоров, и за его спиною толпились стрельцы…
Глаза Иванки расширились от удивления и смятения.
– Держи Иванку, робята! – крикнул Ульян.
Взмахнув пистолем, Иванка рванулся к двери, но несколько дюжих рук схватили его…
– Вот и кончились басенки про Иванку! – сказал Ульянка, уже развязанный тем же попом.
Ватага Иванки, войдя в сельцо, захватила и повязала оставшихся там стрельцов и готова была прийти на помощь своему атаману, как было условлено, когда внезапно прибыл из Пскова со свежей полсотней Неволя Сидоров… Он проехал прямо к дворянскому дому и неожиданно захватил Иванку в самый решительный миг для Ульяна Фадеева.
– Везти его наскоре, что ли, во Псков, – вполголоса предложил Неволя.
– Ночное время – куды! Того и гляди, отобьют, – шепотом возразил Ульянка. – Шиши тут каждую тропку знают. Пождем до утра…
– Расспросим его легонько, – сказал Неволя.
– Слова не скажет, проклятый. Уж я их знаю!
– Спрос не беда!
– Эй, Иван! – громко обратился Ульянка к пленнику. – Как ты, курья башка, полез на меня один?! Аль не знаешь указ воеводский – где тебя словят, там и по» весить!
– Дурак! – сказал Иванка, стараясь казаться спокойным. – Что я – мальчонка, что ли? На мне «государево слово и дело» – как ты меня повесишь!
– А я и не ведал – Иванка ты али нет: поймал шиша, да на сосну!
– Ты сперва до сосны меня доведи – кто из нас вперед в петле будет? – проговорил Иванка.
– Мыслишь, твои шиши две сотни стрельцов одолеют?! – вызывая на дальнейшую откровенность, сказал Неволя.
– Прежде нос вытри, потом тебе воевода две сотни даст! – отрезал Иванка. – Моих пятьсот мужиков али вашу силу не одолеют!
Ульянка вызывающе захохотал:
– Тебе бы орешками торговать – дорожишься! Али с пытки правду сказывать хочешь?
– Пытай. Тебя впятеры мучить станут! – сказал Иванка.
Пятидесятники переглянулись. Дерзкая угроза связанного пленника говорила о том, что какая-то сила повстанцев поблизости есть и что Иванка надеется получить от них помощь. Однако шиши не нападали. Это позволило стрельцам заключить, что их не достаточно много для нападения…
Они послали разведку к селу и ждали. Лазутчики не возвращались…
– Силу копят шиши! – убежденно сказал Неволя. – Надо наскоро уходить, покуда можно пробиться.
– Отобьют они по дороге проклятого кобеля, – опять возразил Ульянка. – Одно остается: в рот кляп да покинуть его в подвале. Кто станет искать? А после наехать с сотней да вынять его и везти во Псков!
– Не к тому схватили, чтобы самим его кинуть! – взъелся Неволька. – Ехать, так и его везти. В рот кляп забьем, привяжем вора к седлу, окружим стрельцами. Ночью кто его разберет!..
По знаку Невольки двое стрельцов повалили связанного Иванку, и, прежде чем он успел вскрикнуть, в рот его всунули кляп и завязали платком…
8
Постоянные наезды ватажек в деревню, удалые рассказы о смелых выходках будоражили юную кровь Федюньки. От рассказов Иванки и его товарищей у него кружилась голова. Он мечтал быть героем и участником битвы.