К этому времени я уже созрел для того, чтобы безоговорочно поверить в последнее утверждение.
― И сейчас, я знаю, наши дети играют в те же рискованные игры, они переняли их у нас. И родители точно так же воюют с ними. Но я лично ограничиваюсь тем, что призываю ребят не рисковать слишком сильно.
Битому неймётся! Подтверждением этой старой истины явился мой следующий вопрос:
― А мы сможем на обратном пути от батареи, при спуске, испытать те самые ощущения, которые Вы так красочно описали?
― Нет, не получится. Во-первых, нужна сухая и твёрдая почва, а сейчас после дождей она влажная и скользкая. А кроме того, и обувь необходима соответствующая, лучше всего кроссовки. Во всяком случае, резиновые сапоги исключены. — Тут Полина, видно, вспомнив мой вчерашний «фристайл», слегка улыбнулась, но только одними глазами. — Приезжайте к нам весной, тогда и побегаем с горы.
Она мечтательно посмотрела куда-то вдаль.
― Когда сходит снег у нас тут такое начинается! Всё цветёт и благоухает. Весной невозможно не влюбиться в наш остров... Я кажусь Вам смешной?
Чёрт! Опять я не уследил, и моя физиономия расплылась в умильной, а потому глуповатой, улыбке. Всё-таки я слабый мужчина — не могу устоять перед обаянием приятных женщин, а Полина, безусловно, относится к их числу.
Мы подошли к батарее. Те бетонные плиты, что я видел вчера, оказались невысоким парапетом, за которым находилась площадка с круглой башней, покрытой бронёй. Размеры башни впечатляли, высота её была выше человеческого роста. Из неё торчали два орудийных ствола. Немудрено, что я вчера заметил парапет, только приблизившись к нему — местоположение батареи было хорошо продумано. Она располагалась в ложбине, открытой к морю, и была хорошо вписана в рельеф местности. Корабль, идущий вдоль острова, не смог бы обнаружить батарею до того, как она откроет по нему огонь.
Полуразрушенные ступеньки вели вниз, к входу на батарею. Полина подняла лежащую на последней ступеньке здоровенную железяку и несколько раз что есть силы ударила ею по массивной металлической двери. Грохот ушёл куда-то под землю. Спустя некоторое время изнутри загремели запоры, и дверь отворилась. Я непроизвольно отшатнулся ― подземелье «выдохнуло» на меня волну холодного воздуха с отчётливым запахом сырости.
После яркого дневного света глаза не сразу свыклись с темнотой, нарушаемой только светом керосиновой лампы. Её держал в приподнятой руке мужчина, открывший нам дверь. Лампа слегка покачивалась, и в такт её движениям то свет прогонял тень со стены, то тень поглощала свет.
Мужчина представился:
— Валеев... Дамир.
Моя рука утонула в его ладони. Среди моих высокорослых знакомых мало кто не пользовался этим обстоятельством, почти все с торжествующей ухмылкой сжимали мою ладонь с максимальной силой, демонстрируя таким образом своё физическое превосходство. Валеев просто пожал мне руку.
Перед тем как он повёл нас вглубь горы, я успел его разглядеть. Валеев относился к классическому типу высоких поджарых мужчин. Такие сухощавые, жилистые мужчины отличаются огромной физической силой и часто превосходят в этом отношении дряблых здоровяков. Весь их вид излучает скрытую мощь, но внешне она проявляется не в широкой груди и покатости плеч, а в длинных мускулистых руках с широкими клешнями-ладонями. Узким лицом, прямым носом и тонкими губами Валеев напоминал древнего степняка-кочевника. Вот только неулыбчивость у него была сугубо местного, островного происхождения. Он был ещё не стар, но характерная для темноволосых ранняя седина увеличивала субъективное восприятие его возраста на добрый десяток лет.
― Полина просила показать Вам батарею… Пойдёмте.
Со слов Полины я уже знал, что батарея была оставлена военными в начале девяностых годов. Постепенно она стала разрушаться, отдельные помещения затапливались грунтовыми и поверхностными водами. Во влажной атмосфере механизмы и оборудование постепенно приходили в негодность. Тогда островитяне решили привести батарейное хозяйство в порядок. С тех пор они сами, без помощи военных следили за исправностью механизмов и поддерживали их в работоспособном состоянии. Валеев, имеющий флотский опыт, был здесь за старшего. Наш приход явно оторвал его от дела, но внешне он никак не проявил свою досаду.