― Ничего, Вы хотя бы начните. Надо же когда-нибудь начинать.
Против такой постановки задачи было нечего возразить. Я скинул плащ и ватник и принялся за дело. Зачерпнув ведром воду, я выходил из каземата силовой станции, поднимался по ступенькам и выливал воду на изумрудную траву. Потом снова спускался в каземат, периферийным зрением ловя на себе весёлые взгляды мальчишек.
Я старался придать своей работе монотонный ритм, избегая частых остановок, но и не допуская рывков, лишь периодически меняя руки, чтобы не «подорвать» поясницу. Я прекрасно осознавал абсурдность ситуации. Стремительность событий только усиливала ощущение нелепости происходящего. Каким-то непостижимым образом я всего-то за несколько дней из миллионера средней руки, управляющего немалым предприятием, и строгого босса сотен сотрудников превратился в бомжеватого по виду субъекта, выполняющего бессмысленное задание человека, которого едва успел рассмотреть в полумраке подземелья. Разве мог я ещё несколько дней назад представить, что буду вычерпывать ведром воду из бездонного колодца на далёком острове, забытом Богом и людьми?
Моего учителя физики звали Борис Константинович. Свои грозные послания в наши дневники, адресованные родителям, он подписывал «Б.К.», за что ожидаемо получил прозвище «Букашка». В подобных случаях Букашка с назиданием произносил: «Бог ― это случайность». События последних дней казались мне чередой таких случайностей, большей частью нелепых и курьёзных. Они присутствовали в моём сознании россыпью эпизодов, никак не связываясь в единую смысловую цепь. Уроки старого учителя, однако, не прошли даром. Они заставляли искать в событиях некую логику: следствия всегда имеют причину. Эта объективная логика прокладывала себе дорогу через нагромождение странных и анекдотичных ситуаций, просто я до сих пор её пока не обнаружил. В нечаянной игре случая таилась определённая закономерность, надо только её выявить и понять. Так что, тут есть над чем поразмышлять…
Вот с такими мыслями я и таскал ведром воду из подземелья, сам себе удивляясь. Но самым удивительным было другое: я знал, что таскать не перестану.
Поглощённый в свои раздумья, я не заметил, когда в бункере силовой станции опять появился Валеев. Он с минуту косился на меня, перебрасываясь словами с ребятами, потом произнёс:
― Ты вот что… Брось это дело. В электрике кумекаешь?
― Кумекаю маленько.
― Пойдём со мной, поможешь.
Должно быть, я прошёл проверку ― Валеев не производил впечатления человека, запросто переходящего на «ты». Оставшуюся часть дня мы с ним «прозванивали» провода, зачищали окислившиеся от сырости контакты, разбирались с фазами в электрощитах. Эти занятия требовали внимания и сообразительности, и я скоро перестал размышлять о Боге и случайности.
Ничто так не сближает людей, как совместная работа. Мой напарник оказался не таким уж молчуном, каким показался поначалу. Постепенно я вытянул из него его биографию. Родом он, как и большинство островитян, с материка. Был призван на флот, уволился в звании главного старшины. Приехал на Безымянный подзаработать на время путины, да так и остался. Женился, но неудачно ― жена оказалась с норовом, и дело закончилось разводом. Через несколько лет она, устав от местной специфики, уехала вместе с ребёнком с Острова. С тех пор старшина жил один, работал на рыбозаводе.
Ещё до моих ходок с ведром в безуспешных попытках понизить уровень грунтовых вод, меня томил один вопрос: почему и зачем жители острова вбухивают немалые трудовые и материальные ресурсы в реанимацию батарейного хозяйства? Им что, больше заняться нечем? Для них это вроде игры в «Зарницу»? По натуре я человек любознательный, если мне что-то непонятно, то у меня возникает чувство внутреннего дискомфорта. А эта ситуация до того поражала своей необычностью, что было совершенно невозможно удержаться от вопросов.
― Дамир, а как получилось, что островитяне стали делать то, чем должны заниматься военные?
― Военные после распада Союза исчезли внезапно, в один миг. У государства не стало денег на их содержание на острове. Мы поначалу находились как в трансе, ничего не могли понять. Тем более, что и связи с материком ослабли. Когда увидели, что маразм в стране крепчает и конца этому не видно, решили брать дело в свои руки. Ведь нельзя допустить гибель батареи, иначе остров лишается защиты. Сунулись было по инстанциям, но быстро поняли, что никого наши проблемы не интересуют. Бюрократы в кабинетах уверяли, что Безымянному ничего не угрожает, ведь мы дружим теперь со всеми странами. Они решали какие-то свои вопросы, а наша судьба, будущее Острова, и уж, тем более, состояние двух наших пушек их совершенно не волновали. Тогда и постановили боеготовность батареи поддерживать всем миром. С тех пор многие проводят здесь всё свободное от работы время.