Разговор продолжался уже немало времени, и требовалось время на осмысление сказанного. Заметив признаки усталости на моём лице, молчавшая до того Мария Ивановна решила вмешаться.
― Давайте поблагодарим Сергея Николаевича, — сказала она.
Я не понял:
— Чем же я заслужил вашу благодарность? Ведь я не во всём согласен с вами.
— Именно этим и заслужили. Мы-то все единомышленники, поэтому редко обсуждаем подобные темы между собой, а Вы предоставили нам такую возможность.
После этого хозяева и Полина задали ещё много вопросов о жизни в Большой России и совсем немного — о моей собственной жизни. О судьбе завода тактично не спрашивали. Я допил вторую чашку чая и стал прощаться — пора было идти ужинать к Валееву.
Глава 10
Мужчины в вещах ценят прежде всего функциональность. Для них главное, чтобы вещи хорошо выполняли своё основное предназначение. Женщинам этого мало, им надо, кроме того, чтобы всё выглядело красиво и хорошо смотрелось. Дом Валеева был настоящим царством функциональности. Простой гвоздик в качестве вешалки, слой пыли на мебели, бахрома обоев возле пола, чайная кружка с отколотой ручкой и множество других признаков, рассыпанных по квартире, служили верным указанием на то, что в этом доме уже давно не было женщины.
На одной из стен комнаты, как водится на Острове, висели фотографии. На всех снимках был изображён мальчик ― совсем маленький, постарше, серьёзный, смеющийся. На нескольких из них рядом с мальчиком присутствовали молодая симпатичная женщина или сам Дамир, но фотографии, где были бы только он с женой, отсутствовали.
Хозяин в протёртой до дыр тельняшке жарил картошку на керосинке. Из гостей кроме нас с Вадимом были Фима и Валера. Последний явно томился в ожидании начала ужина. Он периодически с заметным усилием, как будто у него болело воспалённое горло, сглатывал слюну. Направление его мыслей выдавала нервная барабанная дробь пальцами по столу и тоскливые взгляды в сторону буфета. Фима же, как водится, и здесь не мог усидеть на месте и всё время порывался помочь Валееву, но тот отмахивался от него локтем, не переставая перемешивать картошку на сковородке. Отец Андрюха отсутствовал, он работал во вторую смену.
Вадим был не в духе. Вообще после приезда на Остров я не видел его улыбающимся или даже доброжелательно-нейтральным, только нахмуренным, в сумрачном настроении. Обстановка в доме не добавила ему веселья. Заметив взгляд, полный ненависти и презрения, который он бросил в сторону Валеры, я даже вздрогнул. Не допустил ли я ошибку, взяв его с собой?!
За столом нам с Вадимом Дамир предоставил стулья, остальных гостей усадил на табуретки, сам же примостился на поставленном на торец большом ящике, покрыв его куском материи.
Мы пришли не с пустыми руками — купили бутылку коньяка и большую банку импортной ветчины, простоявшие в подсобке у Натальи с незапамятных времён. Сначала разлили по стаканам коньяк.
— За что выпьем? ― Спросил Дамир.
Все задумались. Валерка, которому до того хотелось поскорее «принять на грудь», что у него от нетерпёжа аж челюсть тряслась мелкой дрожью, нашёлся первым:
— За устойчивый рейтинг и мощную харизму!
Тост одобрили. Выпив, Валера заметно успокоился. Его глаза засияли, а лицо размякло и расплылось в блаженной улыбке.
— Хорошо! Но мало.
— Не торопись, ― осадил его Валеев. — А то ты слишком быстро пьянеешь.
Я решил поддержать Валеру:
― Да нет, он ещё не пьяный.
― С-с-сомнения трактуются в п-пользу обвиняемого, — отозвался Валера и покачнулся, ухватившись обеими руками за стол. Он заметно «поплыл», чего я не сразу заметил.
Старшина продолжал смотреть на него изучающим взглядом, а потом произнёс:
― Между прочим, ты мне скоро понадобишься на батарее. Сможешь выйти из запоя?
Валера задумался на добрые полминуты. Его физиономия попеременно отражала то слабую надежду, то глубокое сомнение.
— Нет, не смогу, — наконец, обречённо изрёк он.
— Ну, и что будем делать?
Валера опять задумался.
— Запри меня дня на три в своей каморке на заводе. И не выпускай, даже если буду просить.
У него был такой вид, словно он сам на себя доносил в полицию.
— Да ты ногтями всю дверь исцарапаешь.
— Исцарапаю или нет, это тебя не касается. Сделай, как говорю.
― Да что ты будешь там делать столько времени?
Лицо Валеры не выражало ничего, кроме угрюмой решимости.