Я чувствовал свою вину за случившееся, поэтому попытался хоть как-то успокоить моего партнёра.
— Вадим, зря ты так… Стоит прислушаться к их аргументам.
— В их аргументах так же мало содержания, как в порнофильмах!
Кажется, моя попытка привела к результату противоположному тому, на который я рассчитывал: Вадим опять «завёлся».
― Ты не прав. Я пообщался здесь с людьми… То, что у тебя вызывает презрение, для них свято. Они не такие, как мы.
― Вот в этом я с тобой согласен! Ты посмотри на их небритые рожи, это же троглодиты!
— Им утром некогда было бриться, их подняли чуть свет.
— А этот алкаш, которого ты почему-то защищаешь, как там его…
― Валера.
― Ведь когда он пьёт, у него же зубы стучат о край стакана! Ты хотя бы признай, что между нами и ними огромная пропасть ― интеллектуальная, культурная, мировоззренческая. Разве эти всесторонне недоразвитые личности способны так же, как мы, чувствовать искусство, любить литературу, наслаждаться поэзией? Разве им присуще критическое восприятие действительности и аналитическое мышление? Они и слово «анализ» понимают только в медицинском смысле. Я не удивлюсь, если выяснится, что некоторые местные аборигены, вроде этого твоего алкаша, и считать-то умеют только до двух, а всё, что больше, для них ― «много».
Мне не хотелось возражениями усугублять состояние Вадима, но и терпеть дальше я тоже не мог. Он явно незаметно для самого себя пересёк некоторую незримую черту, разделяющую обоснованную критику от оголтелого поносительства.
— Ты прав, мы отличаемся от них. Хотя бы тем, что научились работать языком лучше, чем они руками. Однако уровень интеллекта определяется не только наследственностью или происхождением. Большинство маршалов Великой Отечественной были выходцами из простых крестьянских семей, а били потомственных прусских аристократов. А в других обстоятельствах они были бы обречены на то, чтобы всю жизнь кланяться и снимать шапку перед барином, который никогда не признал бы их равными себе по интеллекту.
Вадим был похож на сумасшедшего. Его расширенные глаза выдавали огромное внутренне напряжение, смотрели, не видя.
― Как ты можешь сравнивать нас и их?! Это же не люди, а насекомые!
— В институте, где я учился, работал академик с очень импозантной внешностью и интеллигентными манерами, — продолжал я. — И фамилия у него была «дворянская», оканчивалась на «ский». Я был убеждён, что он потомственный интеллигент и дико удивился, увидев в институтской многотиражке фотографию, на которой академик был изображён на фоне крестьянской избы, в которой родился, рядом с матерью-крестьянкой. Но если бы он жил в другое время, тоже снимал бы шапку перед барином. И сколько подобных случаев можно припомнить? Наше преимущество не в интеллекте, а в его постоянной, непрерывной тренировке. Потому что без постоянной работы мозга над сложными проблемами интеллект не развивается. Это как в спорте — для достижения результата необходимо всё время тренировать мышцы. С мозгом то же самое. Местные мужики не тупые, просто они нетренированные.
Зря я всё это говорил. Вадим не разговаривал со мной, а выплёскивал из потаённых глубин своей души всё, что постепенно копилось годами, если не десятилетиями. Он не слышал меня.
― Никогда не признаю тупых работяг с плохими зубами, глупых травоядных, равными себе. Причём местные, «безымянные» аборигены не исключение. Нет, они как раз типичные представители так называемого «простого народа». Почему-то народом принято восхищаться. А с какой стати? Разве народ, который уже какое столетие по капле выдавливает из себя раба, да всё никак не выдавит, достоин нашего восхищения? Этот народ окончательно и бесповоротно выпал из мировой цивилизации. Впрочем, он к ней никогда и не принадлежал.
— Ну, ты не обобщай…
— Да, да! Я имею в виду именно народ! Этот народ, который не любит работать, но умеет люто завидовать. Он не способен понять и принять европейские ценности, но насквозь пропитан варварской азиатчиной. Который из всех больших и маленьких удовольствий в жизни знает только водку. А из всех аргументов уважает только физическую силу.
Вадим и меня «завёл» ― я тоже начал кричать:
― Оскорбить их Родину ― и нашу, между прочим! ― это всё равно, что оскорбить мать. Что ты ожидал получить, называя Советский Союз Совком?!
― Какая «Родина»?! Да нет уже той Родины, давно нет. Да и не желаю я считать Совдепию своей страной. Я лишь теперь окончательно понял, что надо, пока не поздно, удирать из этой мерзкой дыры!