У фельдшерского пункта толпился народ ― старушки, ребятня и несколько мужчин, пришедших, как и Андрей, после ночной смены. Все переживали за незнакомую мне Машу. Отец Андрюха объяснял обступившим его старушкам, кому и как надо молиться, чтобы раба Божия Мария благополучно разрешилась от бремени:
― Просить о помощи надо Богородицу. Однако не столь важно, перед какой иконой преклониться в молитве, главное, чтобы молитва была искренней.
― Не сомневайся, вымолим мы Машке помощь от Богородицы, ― уверили его старушки и засеменили по домам, к своим иконам.
— Она молодая совсем девка, первый раз у неё, да очень трудно идёт, ― судачили в толпе.
— Ничего, освоит это дело, — заулыбался один из мужчин, куривших в сторонке.
— Дурак ты, тебе бы всё поржать, а попробовал бы сам! — Набросились на него женщины. В такой момент они ощущали своё превосходство над мужчинами.
Готовившийся стать отцом совсем молодой парень, по виду вчерашний школьник, белобрысый и курносый, сильно переживал. Казалось, ещё чуть-чуть, и он не выдержит и от волнения расплачется. Его дородная тёща, мощной рукой обнимавшая его за худые плечи, выглядела куда как покрепче.
Подошёл Акимыч.
― Ну что, запустили поселковый дизель? ― Спросили его из толпы.
― Как не запустить, раз Маргарита Ивановна попросила, ― ответил Акимыч.
— Теперь под Новый год телевизор уже не посмотрим, ― в голосе говорившего чувствовалась лёгкая грусть.
— Ну и хрен с ним, с телевизором, ― решительно успокоил его сосед. ― Чего хорошего там увидишь?
― Точно! Дёрнем грамм двести под бой курантов и устроим в клубе «Голубой огонёк» и «Песню года» «в одном флаконе», ― под общий смех подвёл итог Акимыч. Его тихий голос должен был непременно затеряться в хоре басистых мужчин и голосистых женщин, однако все замолкали, когда он начинал говорить: было видно, что народ уважал его мнение. Мне это показалось удивительным: в неприметной внешности поселкового главы я не видел ничего, что могло вызвать к нему такое отношение.
Из фельдшерского пункта на крыльцо выскочила Клавдия. Оглядев толпу, упёрлась взглядом в подростка:
— Мишка! Дуй к Наталье, скажи, чтоб дала поллитра спирта для дезинфекции.
Мишка рванул с места со всей юной, бьющей через край энергией. За ним с криками и гиканьем понеслась стайка ребят помельче.
Будущий отец не выдержал напряжения и закричал дрожащим дискантом:
― Тёть Клав, если нужна какая помощь, пусть Маргарита Ивановна только скажет!
― Ты своё дело сделал, теперь мы без тебя обойдёмся, ― под смех толпы отрезала Клавдия и с треском захлопнула за собой дверь.
Время шло. Некоторые уходили по своим делам, но подходили другие. Интересовались, как там Маша. Мужчины успокаивающе похлопывали по плечу её мужа. Наконец, из глубины дома послышался плач младенца. Все одновременно облегчённо выдохнули, толпа задвигалась и громче зашелестела шумом разговоров.
На крыльцо опять вышла Клавдия:
― Мальчик! Заходите посмотреть, кто хочет.
Народ ломанул было в дом ― взглянуть на младенца, но грозная тёща неприступным редутом встала в дверях и осадила всех окриком:
― Куда прёте?! Отца сначала пропустите. — И увесистым шлепком подтолкнула в шею своего юного зятя, прошмыгнувшего боком мимо неё. Физиономия его сияла ярче солнца.
Я тоже посмотрел на нового жителя Безымянного. Когда-нибудь он будет носиться по посёлку, разбрызгивая лужи, а по весне сбегать с холмов, ловя ртом воздух. Потом он перестанет дёргать девчонок за косички, но будет искать случая ухватить их за более интересные места. Однако сейчас, глядя на его сморщенное, с закрытыми глазками, личико, было трудно поверить, что в конце концов, через много лет, возмужав и заматерев, он станет похожим на суровых мужиков Острова.
На крыльцо мы вышли вместе с Акимычем.
― Вы что, всегда всем посёлком детей рожаете? ― Задал я вопрос, который интересовал меня всё это время.
Акимыч чуть улыбнулся глазами: то, что мне показалось удивительным, для него было обычной картиной.
― Дело в том, что мы все не чужие друг другу люди. Не родные, конечно, но и не чужие. Поэтому любая личная проблема сразу становится общей. Все её обсуждают, думают, как помочь человеку… Маша очень тяжело рожала, уже много часов. Слух об этом разлетелся по посёлку, вот народ постепенно и собрался. Каждый ведь переживает за неё. Хорошая она девка…
Слова Акимыч произносит негромким голосом, при этом доброй и слегка виноватой улыбкой, которая отличает очень скромных людей, как бы предупреждает собеседника, что не собирается затевать с ним спор.