― Хочу поймать Вас на противоречии, ― продолжал я «раскручивать» Акимыча. ― Люди, стоявшие во главе Советского Союза, неплохо знали положения исторического материализма. Следуя Вашей логике, они, применяя единственно правильный метод, должны были автоматически принимать самые верные решения. Почему же, в таком случае, судьба СССР завершилась так трагически? Почему метод в этом случае не сработал? Может он всё-таки не верен?
Акимыч нахмурился. Он склонил голову над тарелкой, я не видел его лица, но по наморщенному лбу и сдвинутым друг к другу бровям можно было судить, насколько тяжело ему отвечать на этот вопрос.
― Судьба СССР не опровергла, а, к сожалению, в очередной раз подтвердила правоту истмата. Тот способ производства общественных благ, который был создан усилиями нескольких поколений наших предшественников, значительно опередил своё время. Однако история ― судья строгий, принципиальный и беспощадный.
Акимыч замолк на добрую минуту.
— Беспощадный… — Задумчиво повторил он ещё раз, потом встрепенулся и продолжил. — История не прощает пренебрежения объективными законами её развития и за необоснованное забегание вперёд наказывает не менее жестоко, чем за отставание. В этом заключается закономерность гибели той страны, в которой мы с Вами родились.
― Звучит достаточно общо.
― Фундаментальная причина и должна формулироваться в общем виде. А на практике она реализуется в бесконечном множестве конкретных явлений, процессов и поступков людей… Как Вам мои щи?
Последний вопрос Акимыч задал с явным желанием перейти от проблем философских к житейским.
Теперь мне стало понятно, почему жители посёлка с таким уважением относятся к своему главе. Неказистый Акимыч в брюках с заплатками, в очках со сломанной дужкой, перевязанной изолентой, умеет докапываться до сути вопросов не хуже интеллектуала и профессионального историка Ильи Сергеевича.
Ну что же, если хозяин дома так хочет, можно сменить тему.
― А кто это на снимке? ― Показал я на старинную, пожелтевшую, явно дореволюционную фотографию, которая заинтересовала меня больше всего. На ней была изображена молодая семейная пара. Коренастый и очень крепкий на вид мужчина сидел на плетёном стуле, а женщина в платье до пят стояла рядом, положив руку ему на плечо. Сапоги и фуражка с большой кокардой делала мужчину похожим на военного ― в общем, вылитый солист группы «Любэ», только с усами.
― Дед, ― не очень охотно ответил Акимыч.
Почувствовав интригу, я выдержал небольшую паузу и продолжил расспросы:
― Вы его помните?
― Нет, он погиб, когда моему отцу было только три года.
― Погиб?
Акимыч понял, что после непроизвольно вырвавшегося слова ему уже не отвертеться от ответа.
― Его расстреляли в гражданскую войну. Прямо с поля, от плуга забрали, увезли в город, судили и расстреляли.
— Он был кулаком?
— Да нет, обычным середняком.
― Выходит, ни за что расстреляли?
Акимыч хмыкнул и с сомнением покачал головой.
― Ни за что даже тогда не расстреливали. Он был активным участником антоновского мятежа. Другое дело, что дед, скорее всего, не был идейным врагом Советской власти, просто, как и большинство крестьян, выступал против продразвёрстки. Останься он жив, строил бы вместе со всеми социализм и ходил на первомайские демонстрации. Но в стране шла жестокая борьба, борьба не на жизнь, а на смерть, и многие попали под безжалостную косу гражданской войны, стали жертвами сурового времени.
— У вашей семьи счёт к Советской власти?
Уже задав этот вопрос, я сообразил, что с учётом признания бабки Лукошко все вакансии антикоммунистов на Безымянном оказались занятыми. Тем с большим интересом я ожидал ответа Акимыча. А он с ответом не спешил.
— Да как сказать… Деда, конечно, жалко, не повезло ему. Но Вы знаете, какое имя дал мне отец?
— Акимыч?
— Нет, — улыбнулся Акимыч, — Виленин.
Я еле удержал свою челюсть, готовую отвалиться до груди от удивления.
— В честь Ленина?!
— Да.
— Тогда почему же все зовут Вас исключительно по отчеству? Вы стесняетесь своего имени?
— Нет, нисколько. Просто слишком большая ответственность быть Виленином. С Акимыча спрос меньше.
Вот те раз! Сын репрессированного крестьянина назвал своего сына в честь коммунистического вождя.