– Дриаф камади, – уже совсем другим, отрывистым тоном произнёс он, после чего выхватил из кармана игольчатую раковину, прижал её к груди и бросился наутёк.
Так как Баркли почти всё время проводил в компании Руны или других учеников, он часто забывал, что между собой они общались на магическом языке чудологов, благодаря чему прекрасно друг друга понимали, хотя и родились в разных концах света. Но этот рыбак был бесполеземцем.
– Ты знаешь, что он сказал? – спросил Баркли Виолу – она владела сразу несколькими наречиями разных земель.
– Я не знаю морской язык, но что-то мне подсказывает… что это был их вариант слова «чудолог». А его раковина напомнила мне твой амулет, что ты поначалу с собой таскал. От тебя ещё тогда воняло как от скунса, помнишь?
Щёки Баркли запылали. Даже после того как они с Корнем случайно стали партнёрами и ему пришлось бежать из Занудшира, Баркли ещё какое-то время таскал с собой амулет, что должен был отпугивать чудищ, ведь его путь лежал через обширный и жуткий Лес, кишащий этими самыми чудищами. Лишь позже он убедился в его полнейшей бесполезности и чуть со стыда не сгорел из-за своей прежней слепой веры в его мнимую силу.
– Никто в Занудшире понятия не имеет, что чудологи защищают их от чудищ. Там лишь знают, что чудища опасны, – горячо возразил Баркли. – Готов спорить, в Нигденксе точно так же.
Виола скрестила на груди руки:
– Наша работа – ни для кого не секрет, знаешь ли. Бесполеземцы просто неблагодарны. Ты сам видел, как тот моряк врезался в Тэджа. Он явно нарочно это сделал.
– В Нигденксе знают, что чудологи связаны с чудищами, отсюда их страх перед ними.
В Занудшире отношение к подозрительным путникам было куда хуже: максимум доброты, на какую те могли рассчитывать, – это что на них натравят стадо коз или забросают гнилыми овощами.
Виола пихнула Баркли локтем в бок:
– Ты их оправдываешь, потому что сам бесполеземец.
Её слова не должны были его задеть. Не только потому, что Виола лишь в шутку его подначивала, но и потому, что в самом Занудшире к Баркли относились ужасно ещё до того, как изгнать его из города. Но там были и хорошие люди, которых он всегда будет вспоминать с теплотой, вроде мастера Пилцманна, грибного фермера, или миссис Гавенер, библиотекаря, познакомившей его с захватывающим миром приключенческих романов. А самое главное – Занудшир был местом, где жили родители Баркли.
И где они были похоронены.
Легендарное чудище Леса по имени Гравальдор убило их восемь лет назад, когда разрушило город. Жители Занудшира ошибались насчёт многих вещей, особенно чудищ. Но Баркли понимал, чем был вызван их страх, и не считал себя вправе так уж сильно их осуждать.
Не желая делиться с Виолой своими сумбурными мыслями, Баркли побрёл вдоль берега. На пирсе Тэдж и Руна о чём-то горячо спорили с каким-то моряком. И хотя Баркли понимал Тэджа («Я не грублю, старик!» – закричал он и сделал руками грубый жест), но слова мужчины звучали как полнейшая тарабарщина. Его голос то возвышался, то затихал, как сами волны. Но, судя по сердитому тону, разговор не клеился.
По пляжу гулял холодный ветерок, и Баркли, спасаясь от него, нырнул за лежащий на песке корабль со сломанными мачтами и изорванными парусами. Здесь он с тоской обозрел не внушающую оптимизма окружающую обстановку: куда ни глянь, взгляд натыкался либо на мокрый песок, либо на грязную овечью шерсть, либо на потрёпанную мешковину. В небе кружили чайки, отбрасывая размытые тени на бугристую землю, а на горизонте клубились штормовые тучи.
Сейчас в Занудшире подходили к концу недельные празднества середины весны, во время которых горожане красили яйца в яркие цвета и развешивали их на ветки деревьев, усыпанных розовыми и оранжевыми цветами. Баркли один раз даже удалось уговорить мастера Пилцманна проникнуться фестивальным духом, и они украсили окна дома гирляндами из грибов.
В этом году в Занудшире праздновали без него.
«Ты теперь чудолог», – напомнил он себе, и эта мысль его обнадёжила, пусть и совсем немного. Потому что теперь стать чудологом было заветной мечтой Баркли. Он хотел защищать города вроде Занудшира и Нигденкса, пусть даже их жители никогда его за это не поблагодарят.
К тому же в Занудшире отныне ему были не рады. Там и так едва его терпели – сироту-оборванца, постоянно, хоть и не специально, нарушающего правила. Может, Баркли и питал к родному городу определённые тёплые чувства, но он никогда не чувствовал себя там своим.
Баркли смотрел, как Тэдж со стиснутыми кулаками утопал прочь от пирса, наорав на попавшуюся ему на пути овцу, хотя не то чтобы ей было до него какое-то дело.