- Не проиграл. Ублюдок никогда не проигрывает. Он, сука, неубиваемый. - Я быстро посмотрела на Советника, а тот нервно кусал тонкие губы. - Видишь ставки? Он разделался с врагом в считанные секунды. Для него Багар не соперник.
«Бабочка... красивая, яркая... такая безумно красивая. Моя бабочка».
На экране игрок по кличке Неон перерезал горло противнику леской. Я видела, как тонкая нить входит в плоть белобрысого, как в масло, а в ушах эхом режет наше прошлое...
«Я убью каждого, Най, каждого, кто скажет о тебе плохое... каждого, кто не так посмотрит. Я сдохну за тебя, бабочка. Ты мне веришь?».
Белобрысый дергался в предсмертных конвульсиях. Индикатор рейтинга щелкал, словно накаляясь, до красного цвета и пожирал второй, где рейтинг стремительно падал, пока не достиг нуля.
«Мы уедем. Посмотри на меня. Мы уедем туда, где никто не узнает о нас. На любой из островов. Начнем новую жизнь. Только не плачь, бабочка. Никогда не плачь...Ты мне веришь?»
Бабочка поверила, и теперь её нет. Ей оборвали крылышки, и она мучительно долго умирала. А потом возродилась из пепла и мутировала в смертоносную, ядовитую змею.
- Убей его, чтобы выжить, - вкрадчиво сказал Советник, и экран погас, погружая кабинет в кромешную тьму.
- Убью, - сказала Марана, а Найса затихла и медленно растаяла.
ГЛАВА 4
ГЛАВА 4. Марана
Правительственный шатл быстро пересекал пространство над океаном. Мне не было видно, где мы сейчас, я смотрела в окно, а там только небо с насыщенно-сизыми облаками. Лихорадочно вспоминала галогенную карту, показанную мне Советником. Он не ответил мне на много вопросов...но больше всего меня беспокоило другое - почему почти половина скрыта мозаикой? Что нам не показывают? О чем не говорит он мне?
В записях с онлайн трансляций - то же самое. Если камера снимает остров сверху, зрителю видна лишь южная его часть, а северная скрыта. Советник сказал, что это не важно, и его разделяет стена. Что за стеной - нам знать не положено, и нас не касается. Мне не понравилось, как он тут же сменил тему, словно я спросила у него нечто весьма мелкое и не имеющее никакого значения. Я вернулась к вопросу еще несколько раз, но он снова ловко уходил от ответа, и тогда я поняла, что за стеной есть нечто, что напрягает и самого Советника.
Единственное, о чем он все же упомянул, это то, что стена под током, и никто не может проникнуть за ее пределы. На вопрос - «а из-за ее пределов?» он мне опять не ответил.
Перед посадкой нас дежурно спросили, готовы ли мы. К чему? К смерти никто и никогда не готов. Потому что готовых она обычно не забирает, она уносит тех, кто хочет жить. Меня когда-то не взяла. Я пришла на свидание во всем черном. Я даже ей цветы принесла - красные, как она любит, но она решила, что ей удобнее жить во мне, чем уводить с собой.
Советник дал мне время обдумать свою стратегию. Когда я вошла в зал суда, вздернул одну бровь и криво усмехнулся уголком узкого рта. Ему понравился новый образ. А мне нет. Я не была уверена ни в чем.
Проблема в том, что я могла обмануть кого угодно. Обвести вокруг пальца, одурачить практически любого, но не Мадана. Он слишком хорошо меня знал. Меня настоящую. А я... мне кажется, я его не знала никогда. Все эти дни подготовки к отплытию на Остров я думала о том, что он жив... и что хуже всего - я поняла, каким образом он остался в живых. Этого я ему никогда не прощу. Я бы многое могла... даже то, как он поступил со мной. То, во что превратилась моя жизнь, то, во что превратилась я сама без него, то, чего я была вынуждена лишиться и отдать. Но не предательство. Не трусливое, мерзкое, гнилое предательство всей нашей семьи.
Хотя какая-то часть меня выла от дьявольской радости, что он выжил, что дышит проклятым, ядовитым воздухом вместе со мной, что смогу увидеть его еще раз. Когда-то я молилась об этом, выпрашивала один единственный разочек, краем глаза, мельком, но увидеть... Пусть во сне или в мечтах... хотя бы где-нибудь. Я была согласна даже сойти с ума, лишь бы его образ являлся мне и изводил по ночам. Но он мне не снился, не виделся в других мужчинах, не приходил призраком, чтобы истязать. Я слишком замерзла, чтобы чувствовать его. Слишком многого лишилась, кроме него. Меня просто окружала пустота. Глухая и зловещая пустота, в которой не осталось ничего из прошлого, и в которой я не видела своего будущего. Иногда мне казалось, что я живой мертвец. Такой, как меты. Зараженная, бездушная и бессердечная оболочка, которую надо уничтожить, чтобы она не отравила смертью остальных. А потом воскресала Найса, и я корчилась от боли. Вот она уже не была пустой. Ее наполняло отчаяние. Она приносила мне его и пытала часами напролет, вскрывала мне грудную клетку холодными дрожащими пальцами, показывая, что сердце осталось, что душа кровоточит и разодрана в клочья, что я не мертвая... но лучше бы умерла. И тогда мне хотелось, чтобы он пришел ко мне... ненадолго. На секунды и мгновения. Я бы даже простила ему все, что он сделал с нами. Я бы смогла... наверное.