Шел одиннадцатый час утра, когда он продирался назад в свою бухточку. Канонада на озере смолкла в десятом часу, но он не торопился возвращаться, кружил меж островов не спеша и почти наугад. Горячка охоты прошла, он вспомнил о чужаках и долго размышлял, как быть дальше. Вообще-то он считал себя последовательным человеком, но вот вспомнил чужаков и понял, что ему не очень хочется, чтобы они убирались с острова. Почему? Вот ведь странно… Зачем ему общество этой парочки, если приезжает он сюда за уединением, если выдавались даже здесь, бывало, дни, когда невыносимым делалось общество себя самого, осточертевшей плоти, которую и здесь требуется троекратно в день кормить, оберегать от радикулита и катать от застоя крови на лодке… Не находя ответа, он тем не менее не спешил возвращаться, чтобы не застать сборов. Глупо было бы уговаривать их остаться после вчерашнего. Другое дело, если он вернется, а гостей и след простыл — можно будет про должать считать себя последовательным человеком.
Первое, что он увидел в бухточке, была притулившаяся к мосткам чужая лодка. Пустая, без вещей. Выйдя из камышей, он и палатку чужую увидел на прежнем месте. Никто ее не помышлял сворачивать, и от этого, опять же не слишком последовательно, стало досадно.
У палатки он остановился и ненатурально покашлял. Барабанно натянутая, палатка была как будто необитаема. Он спросил:
— Есть живая душа?
В палатке зашевелилось. Молния с визгом разъехалась, высунулись две розовые ступни, за ними показались джинсами обтянутые острые коленки, выехал свитер с толстым воротом, похожим на хомут, и вот уж вся Даша перед ним сидела, сонная, растрепанная и прекрасная. Что значит возраст, подумал Кирилл Валерьянович, вот ведь возраст сатанинский — все к лицу!
— Что вы раскашлялись тут? — проворчала она. — Поспать не дадут человеку…
— День добрый! — с неожиданной для самого себя приятностью в голосе сказал Кирилл Валерьянович. — Рискуете лучшее время проспать. Смотрите, красота какая!
Обхватив коленки, Даша оглядела морщинистое, испятнанное островами озеро, оглядела небо, посеревшее к полудню, оглядела закиданный сухой травою косогор, спускающийся от ее ступней к ржавым камышам внизу. И зевнула, показав ослепительно молодые зубы:
— Будем считать, что вы пошутили, Кирилл… ой, я забыла отчество.
— Валерьянович. Но это не обязательно, — вдруг добавил он, к собственному удивлению.
Она же глазом не моргнула:
— Конечно, не такой уж вы старый, каким хотите казаться. О-о, а какая добы-ыча!
Ей-богу, за одно это «о-о» он простил бы и не такую фамильярность.
Ей вообще можно было простить что угодно, при условии, конечно, что ты мужчина, и она прекрасно знала это. Помотала головой, укладывая волосы — они разлетелись соломенным шаром и тут же послушно и пышно легли в золотистую с отливом скобку, — и растерла лицо ладошками вместо умывания. И получилось прекрасно! Свежее сияющее личико смотрело снизу на него, губы в мелких дольках, как плоть апельсина, а потом она одним движением поднялась, обтянула свитер и оказалась вся составлена из подростковых уголков и линеечек, разве что грудь была уже по-женски тяжеловата.
— Что вы так уставились? Наверно, на вашу дочь похожа.
— Представьте, да, — засмеялся он. — И зовут по тому же принципу. Вы Даша, а она у нас Варенька…
— В нашем классе даже Глафира была. По тому же принципу. Отыгралось ваше поколение на нас за Анжелик Петровых.
— Вот вы и подросли, оказывается, Даши-Вари, — вздохнул Кирилл Валерьянович. — Хорошая вам выпала волна — красиво и патриотично. Слушайте, а приходите вечером на чахохбили.
Он приподнял за лапы перевернутый букет из развернутых крыльев и болтающихся тусклоглазых головок.
— М-м, — мурлыкнула Даша, — как интересно… А Борька только двух принес, и то таких вот, тощеньких, — и показала на лысух.
Сладостны были Кириллу Валерьяновичу эти слова! Нет, все же славно, что они не уехали.
— А где ваш… э…
— Любовник, — подсказала Даша.
— Приятель, — как бы не расслышал он подсказки. — Что-то не заметил я его нигде, когда подымался.
— Птичек своих пошел потрошить. А почему вы передумали выселять нас, можно спросить?
Гляди, не забыла, отметил Кирилл Валерьянович и сказал:
— Любопытно стало познакомиться с вами.
— Со мной? Или с нами обоими?
— С вами вообще, с патриотичной этой самой волной. С дочерью мы как-то редко видимся, понимаете ли…
— Понимаю, еще как понимаю… — засмеялась она чему-то. — Значит, будем знакомиться. А сейчас идите, Кирилл, мне надо себя в порядок приводить, скоро Борька заявится.