И Кирилл Валерьянович, представьте, повернулся и пошел, А когда она крикнула вслед: «Значит, вечером мы у вас?» — он закивал и даже замахал своими утками.
— Да, да, обязательно! Буду рад!
После запоздалого, зато куда как основательного завтрака, после трех кряду кружек крепчайшего чаю отправился Кирилл Валерьянович разделывать свою добычу.
Спустился он на противоположную от бухточки сторону острова и долго шел вдоль золотисто шумящей стены камыша, пока не встретил бочажок, полный темной прозрачной воды. Тень его упала на воду, и тут же из бочажка вильнула серая струя, расталкивая стебли, — то пасся сазан, и прездоровый. Надо будет подстеречь его тут с ружьем. Кирилл Валерьянович присел у воды на корточки, вынул нож и принялся за работу.
Когда уже и с утки, и с селезня были стянуты перчаточками шкурки, когда их тушки, неотличимо уже полые и культяпые, рядышком легли в кастрюлю, только тогда из камышей выступил кот и уселся в нескольких шагах, окутав лапы дымчатым хвостом. Кирилл Валерьянович сделал вид, что не заметил его. Но и кот оставался невозмутимым, не облизывался, и глаза его были холодны. Просто сидел и смотрел, как человек занимается обычными человеческими глупостями, превращая вкусную еду бог знает в какую дрянь.
Первым не выдержал характера Кирилл Валерьянович:
— Ба, кого я вижу! Какая высокая честь!
К иронии кот остался вполне равнодушен. Он сам не опускался до шуточек и уж тем более не одобрял суесловия других.
— Лева, как же тебе не совестно, Лева? — подступил с другого боку Кирилл Валерьянович. — Ждать себя заставляешь, как должностное лицо, а ведь ты дитя природы, Лева, инстинкты твои не испорчены. Хочешь жрать — будь на месте, и вовремя. Или ты не хочешь? Честно — кто тебя накормил? Любовник?
Кот отмалчивался, только кончик хвоста подрагивал.
— На, лови, ренегат!
В сердцах Кирилл Валерьянович швырнул сиреневую гроздь внутренностей. Кот брезгливо посторонился, понюхал гроздь и едва ли не со вздохом поволок ее в камыши — прятать про черный день.
— Любовники, ха, — ворчал Кирилл Валерьянович, принимаясь разделывать лысух.
Этого слова он и прежде терпеть не мог — жеманное, бабье, отдает помадой, — а сейчас в нем проступала пошлая какая-то угроза… чему? Уж не к Вареньке ли угрожало оно отнестись? Сам ведь замечал уже не раз, как оглядываются ей вслед мужики, как окидывают вверх и обратно взглядами, выражающими очень конкретный интерес, Ревность ворочалась в нем, темная и беспредметная, — кого ревнуешь, к кому? Чужак, накормил кота, ну и подумаешь… Варенька? Все равно уведут, для того и воспитывал — долг. Жена осталась в городе, это, что ли?
А черт его знает. Ну не потому же, что не мог никого представить в любовниках у этой соломенно-тоненькой Даши… кроме, пожалуй, себя. Что за глупости лезут в голову!
Всю вторую половину дня над островом однообразно провисело низкое и оттого как будто еще более жгучее солнце — даром что осень. Управясь с кухонными хлопотами, Кирилл Валерьянович влез от него в палатку с намерением полежать полчасика, покуда утки тушатся. Соус для чахохбили был уже готов. Он закрыл глаза и сразу же открыл их, и по медным полосам на потолке палатки понял, что солнце валится на закат. Дьявол, утки же сгорели! Едва не обрушив палатку, он ринулся вон.
По счастью, не одного его, всю вселенную сковала, — обездвижила одурь. Оцепенел камыш, вода вокруг острова затвердела стеклом, примус же сам собою давно угас, не причинив вреда угощению. Ругнувшись все же для порядка, Кирилл Валерьянович принялся прочищать его и заново раскочегаривать.
К заходу солнца все у него поспело в самый раз, оставалось появиться гостям — и они появились, словно материализованные его мыслью из сизых предвечерних теней. Впереди поднималась по склону Даша с необыкновенной лентой в волосах, за ней шагал этот самый Борис, нес сумку.
— Где совесть у людей, Кирилл! — пожаловалась она издали. — Этот тип уснул на посту, и все его цыплята превратились в угольки. А я виновата!
— Потерпите, это временное! — бодро откликнулся Кирилл Валерьянович, ставя на стол дымящуюся кастрюлю. — В супружестве все скоро переменится — хороший муж виноват хронически, даже если сам не знает в чем.
И только сказав, сообразил, что вряд ли помышляют они о супружестве, да и вообще им вряд ли пригодится его семейная мудрость — своей обзаведутся, на собственном опыте. Впрочем, гостям было не до чьей-либо мудрости, ибо поднявшийся ветерок нес в их сторону запах утятины, а готовить Кирилл Валерьянович умел…