Когда пурга затихает совсем, начинается самое интересное. Дозорные в это время утраивают своё внимание. Сосредоточившись на пассивном наблюдении, чтобы не демаскировать себя, старательно просматривают отведённые сектора ответственности во всех диапазонах своего зрения, дабы не пропустить неприятельские разведгруппы или передовые отряды. Здесь нужна максимальная собранность и максимальное внимание, ибо от этого зависит не только твоя жизнь, но и жизнь твоих товарищей, а иногда и судьба всего святого дела освобождения Ктиды.
Враги хитры и коварны, и при этом совершенно безжалостны. Точно известно, что они не щадят пленных — уничтожают их безо всякого колебания. Даже неживые уже тела уничтожают, словно боятся, что к ним проникнет какая-нибудь заразная болезнь. Да что пленных? Они и своих-то бойцов не берегут — кидают их на бойню бессмысленную и бесполезную тысячами, и нисколько не переживают о потерях. И раненых своих не очень торопятся забирать с поля боя. С одной стороны это хорошо, так как нам больше трофеев достаётся, а с другой сразу видно, как эти варвары к нашему брату-бойцу относятся. По-скотски они относятся, как к вещи бездушной».
* Бард прекратил писать, встрепенулся и оценил время. Что-то задерживается Метель. На минуту уже дольше контрольного времени. Это не есть хорошо — скоро пурга совсем стихнет, и каждый квадратный сантиметр ледника будет просматриваться как на ладони, никакая маскировка не спасёт. Эх, надо было пораньше ему за боеприпасами идти, хотя бы на эту самую минутку и пораньше. Да только кто же знал? Предвидеть точно, какое количество времени займёт поход на базу снабжения в сложных погодных условиях, и сколько продлятся эти самые сложные условия даже самому Основному не по силам. Чего уж тут говорить об обычном рядовом огнемётчике? Ну, пусть не совсем обычном, и совсем не рядовом…
На связь выйти никак нельзя — нарушишь радиомолчание — обоим смерть. Он осторожно высунулся из ячейки наблюдения, чтобы хоть чуть-чуть лучше видеть, и быстро осмотрелся вокруг. Нет, всё тихо пока. В смысле, пурга метёт, как мела, и ветер воет, как выл, хоть и не так сильно уже, а вот друга не видно и не слышно. Что плохо. Правда и врагов в пределах чувств не наблюдается. Что хорошо. Как в старых сказках из Всемирной Сети — и видом не видывать, и слыхом не слыхивать. Вот так бы и дальше — не видеть их и не слышать. То есть, чтобы их, проклятых, совсем не было на этом свете.
На связь выйти нельзя. Покидать пост без приказа нельзя. Но ведь и друга в беде оставлять нельзя! Никак нельзя, ни так, ни этак. Вот тебе и дилемма, попробуй её решить, что для тебя важнее — друг или долг. Он растерянно застыл, задумавшись над этой сложной для себя задачей, и его странным образом передёрнуло вдруг всего, словно сильный электростатический импульс проскочил в мутном и холодном окружающем воздухе, перемешанном с сухим и колючим снегом нудной и злой пургой.
«Невероятный выбор, не нужен мне такой выбор. Не хочу я так выбирать… Жду ещё десять минут максимум, — подумал он решительно, — затем иду ему навстречу — всё равно без боезапаса сидеть здесь, смысла особого нет. А чтобы ждать было не так тоскливо, я пока…»
Бард скатился обратно в норку своего наблюдательного пункта, удобно устроился возле пустующей ниши для боезапаса, почесал за ухом дремлющего Волчка, ещё раз старательно засёк время и снова взялся за тетрадь. Чаще он называл её не просто «тетрадь», но — «Тетрадь». А его за то, что он записывает в эту Тетрадь с большой буквы, назвали бардом. Вернее назвал. Его друг Метель. Ну и ещё лорд Дали. А остальным, по большому счёту, было всё равно, есть у него Тетрадь или нет её. А вот Метели не всё равно. Поэтому все остальные — товарищи, а Метель — друг.
Бард открыл тетрадь в нужном месте, взял стило, задумчиво постучал им себя по носу и аккуратно вывел две первые строчки:
Отстранился и невидящим глазом рассеяно уставился в смотровую бойницу на стремительно проносящиеся клубы низких рваных туч. «Да… Бойцов погибло много. Ну, не так чтобы совсем много, но вполне достаточно, чтобы написать — «немало». Вот только гибли в основном не «умелые», а наоборот, неумелые. Тут он, конечно, слегка преувеличил. Ну да, не зря же Метель ему говорит, что бардам преувеличения свойственны — так песня становится ярче и легче воздействует на чувства аудитории.
«Значит, «огневые». Ищем рифму — силовые, смотровые, зерновые (о! а это, что и откуда?), боевые… Та-та-та та-та та-та-та-боевые. Нормально, в тему. Слова вот только подберём. «И мы уходили в поход…» А? Стоп, стоп! Какой такой — «в поход»? Там же — «бойцов»! «Достойны мы славы отцов». Отцов?! У нас? «Ха-ха» в квадрате — «мы, огнемётчики — дети огненоносных отцов». Жесть. Лучше уж тогда «творцов», всё ближе к теме. Чтоб им на ноль поделиться, творцам этим. Носов? Колёсов? Бредятина… Торцов? Кольцов? Кузнецов? А, что — «победы своей кузнецов». Хотя… хм. Подлецов? Бе-е-е… «Не сыщешь средь нас подлецов»? Фу. Что за бредятина в голову лезет сегодня? Как там у нас с атмосферным давлением? А, растёт! Ну, вот — на мозги давит, понятно, понятно…»
Он снова постучал себя стило по носу и захлопнул Тетрадь. Что-то не идёт.
«Ну, почему иногда так сложно описывать прошедшие события в поэтической форме? Да и не в поэтической тоже. А иногда, наоборот, словно вентиль в тебе какой-то открывается, и слова сами на лист ложатся и сами собой рифмы выскакивают, и строчки от этого становятся красивыми. Вот, к примеру, в боевом донесении, всё просто — в надцать ноль-ноль выдвинулись на позиции, в надцать ноль-одна обнаружили неприятеля в количестве эн штук, в надцать плюс десять неприятель уничтожен, потери — ноль, трофеи — ноль, особенности боя — особые. Всё просто, лаконично и… нисколько не красиво. А чтобы было красиво, надо размер, ритм и рифму на смысл накладывать. Мозги в голове напрягать. Ловцов? «Удачи та-та-та ловцов». Хм. «Умелых ловцов… боевые порядки стремились навстречу врагам». Бре-дя-ти-на. А, может…»
На самой грани слышимости что-то металлически стукнуло. Бард резко выпрямился и напряжённо застыл. Показалось, нет?
«Та-та-та…»
Сквозь вой ветра долетел слабый-слабый звук короткой очереди со стороны южного склона высоты. Чёрт возьми! Метель! Он швырнул Тетрадь на снежный пол, и нырнул в южный тоннель. Волчок, молча, метнулся следом. В стремительном темпе они проползли почти сто метров, влетели в южную ячейку наблюдения и синхронно высунулись из соседних бойниц. Так и есть! В полукилометре от поста наблюдения на высоте пятидесяти метров над ложбиной, борясь с сильными порывами ветра, висел неприятельский дрон-разведчик. И не просто так висел, а старательно выцеливал, несущегося зигзагами по затянутой снежными вихрями целине, его долгожданного друга.
Деваться тому было некуда — тяжёлый контейнер с боезапасом снижал подвижность и мешал ведению ответной стрельбы, поэтому эффективно отстреливаться он не мог. Отстегнуть и сбросить контейнер просто не успевал — притормозишь, убьют. Оставалось нестись из последних сил, резко менять курс и выжидать удобный момент для сброски груза. А там уже, как повезёт. Всю щекотливость ситуации прекрасно оценил и вражеский дрон, потому и не спешил применять самонаводящиеся ракеты, а стрелял из пулемёта короткими очередями — видимо хотел ранить и захватить в плен как трофей.
«Вот привязался, скотина к моему другу! Сейчас я тебе…» — пробив собой снежный потолок, Бард выскочил из укрытия и рванулся навстречу Метели, на ходу готовя оружие. Волчку он скомандовал «Сидеть!», всё равно тот не имел средств ведения боя с воздушными целями. Когда до атакующего дрона осталось чуть более трёх сотен метров, Бард тщательно прицелился и передал указания последней зенитной ракете. Та хищно повела носом, выпрыгнула из транспортно-пускового контейнера и, стремительно ускоряясь, дымным шлейфом унеслась навстречу обнаглевшему летуну. Тот дёрнулся, почуяв внезапно возникшую угрозу. Почуять-то он почуял, но вот сделать уже ничего не успел — не то расстояние, не те скорости. На фоне мутного тёмно-белёсого неба блеснула неяркая вспышка, хлопнул глухой разрыв, мгновенно рассосались на ветру обрывки дымного облачка и сверху посыпались слегка чадящие, кувыркающиеся обломки убитого разведчика.