Глава 24
Несмотря на то, что у Ганса с португальским кораблем были связаны самые тяжелые воспоминания, он, как только узнал, что корабль идет в Каптаун, обратился к капитану с просьбой разрешить ему отправиться туда. Ему хотелось как можно скорее вернуться в Наталь или же, по крайней мере, сообщить своим, что он жив и здоров. После долгих и напрасных стараний уговорить Ганса остаться при нем капитан, наконец, согласился исполнить его желание. Теперь Ганс пустился в плавание на том же самом корабле, хоть в совершенно иной роли. Он свободно расхаживал по всему кораблю и имел койку в каюте капитана.
Командир корабля не дал полную свободу невольникам всем сразу. Их выводили на свежий воздух по несколько человек, но так, чтобы каждый невольник хоть часть суток провел на чистом воздухе, потом их снова запирали в трюм.
Дул попутный ветер, и корабль быстро бежал по течению, идущему к юго-западу вдоль берега. На другой день после того, как он покинул бриг, расстояние до мыса Л'Агульса не превышало, по расчетам офицера, сорока миль.
Ганс стоял, прислонившись к борту корабля, и разговаривал с лейтенантом.
— Куда вы хотите отправиться из Каптауна? — спросил лейтенант.
— Мне нужно попасть как можно скорее в Наталь, — ответил Ганс. — Но я совершенно не представляю себе, как это сделать. У меня нет денег и, кроме того, никаких знакомств… Слышите?! Как шумят невольники!
— Это одних вводят в трюм, а других приковывают. Какая неприятная обязанность везти невольников! Однако, такого крика не должно быть… Очевидно, что-то произошло…
Не успел он сказать это, как из люка выскочили четверо матросов. Лица двух были окровавлены, двое других вели их под руки. С криками: «Невольники взбунтовались!», «Будьте осторожны — они вырываются из рук!» — все четверо подбежали к лейтенанту и Гансу. Следом за ними бежало около двадцати чернокожих, вооруженных цепями и обломками досок от внутренней обшивки корабля. Слышались пронзительные крики.
Лейтенант понял сразу, что только энергичные действия могут их спасти. Он подозвал к себе двух не раненных матросов, схватил шпагу и на месте уложил одного негра. Из пистолета он убил второго и уже хотел приняться за третьего, но негры, не ожидавшие такого присутствия духа и решительного отпора, в ужасе бросились обратно в люк. Толкая друг друга, они кувырком летели вниз по лестнице. На палубе остались только двое убитых.
— Закрыть люк! Забить гвоздями! — приказал лейтенант.
Его приказание было немедленно исполнено.
— Все матросы на палубе? — спросил он.
— Все, сэр.
— Джонс, выньте оружие из ящика и выдайте каждому по пятьдесят зарядов. Пусть четверо станут возле люка и убивают каждого, кто вздумает выйти из трюма. Блэк, возьмите двух матросов и смотрите, чтобы португальцы сидели смирно. Пусть они знают, что мы не намерены шутить.
Отдав все эти приказания, лейтенант зарядил пистолет и сказал Гансу:
— Идите в мою каюту; там, над койкой, вы найдете двухствольный пистолет. Возможно, что нам еще придется взяться за оружие.
Стемнело очень быстро, как это обычно бывает в тропиках. Солнце уже село, наступила ночь; невольники утихли. Видя, что в ближайшее время им бояться нечего, лейтенант предложил Гансу пройти в каюту, чтобы закусить. Стерк очень охотно согласился на это.
В эту же самую минуту страшные вопли и шум заставили их подбежать к люку, из которого выбивался дымок.
— Что это такое? — закричал еще издали лейтенант.
— Невольники подожгли корабль, сэр, — отвечал один старый матрос.
— Будь они прокляты! — прошептал лейтенант. — Они хотят погубить себя и нас! Возьмите трех матросов, — сказал он одному из людей, — и спустите шлюпки. А вы, Стерк, станьте здесь и покараульте люк. Мне нужно захватить кое-что. Корабль сгорит, словно трут, и нам нельзя терять ни минуты…
За те несколько минут, которые лейтенант пробыл в каюте, пламя охватило почти все судно, крики и вопли невольников стали оглушительны.
— Пойдем со мной, — сказал лейтенант, — и раскуем португальцев.
При помощи Ганса и еще одного матроса он снял цепи с экипажа и сделал знак, чтобы матросы шли на палубу.