— Нет, я имела в виду… Отец имеет очень много… Слишкоммного, по моему мнению. Это не задевает вас?
— Нет.
Она покачала головой.
— Может, я чему-нибудь смогу от вас научиться, — она снова помолчала. — Вы приедете к нам на Рождество?
— Не знаю. Меня никто не приглашал.
— О, вы должны приехать на Рождество, потому что на Рождество папа всегда устраивает круиз на своей яхте «Северная звезда». И хотя я не люблю яхты, должна признать, что это отличное развлечение.
— А куда он собирается?
— К островам. Знаете, на Багамы, на Ямайку. Это потрясающе. Мы будем жить на яхте, ловить рыбу и купаться… Вам понравится. Я скажу папе, чтобы он пригласил вас, если вы обещаете приехать.
Марко внимательно рассматривал глиняную собачку.
— Хорошо, я приеду, — сказал он наконец. — Мне понравится. А кому не понравилось бы?
«Я собирался провести с Джорджи это Рождество, —подумал он. — Марко, ты дерьмо».
Роско Хайнес чувствовал себя в Париже человеком, поскольку французы относятся к неграм, как к какой-либо экзотике, а не как к людям низшей расы. Флора имела огромный успех в Париже, выступая с песнями Джейка, и их с Роско нанял владелец небольшого кафе «Ле Шо Ки Ри». Роско играл на пианино, а Флора пела. Они сняли квартиру на левом берегу Сены, начали учить французский, а через несколько месяцев Роско сказал:
— Знаешь, ты так мною командуешь, что вполне можешь стать моей женой.
Флора бросила на него взгляд.
— Это что, своего рода полудурацкое предложение? — спросила она.
Он ухмыльнулся.
— Это полностьюдурацкое предложение.
Роско и Флора попросили недельку отпуска после венчания, взяли в аренду машину и уехали в небольшую деревушку на Сене, к северу от Парижа, где хозяин кафе, в котором они работали, имел дом и мельницу. Дом он любезно предоставил в распоряжение молодоженов.
Мельница была построена еще до Французской революции на берегу небольшой речушки, которая крутила ее колеса, а затем бежала дальше и впадала в Сену.
— Ну, разве здесь не деревенский рай? — сказал Роско, выходя из машины. — Никогда не видел ничего подобного.
Вдоль речушки расстилались усеянные цветами луга, на которых паслись стада коров, через дорогу стоял маленький каменный домик. Все было настолько прекрасно, что трудно было поверить в реальность этого. На второй день Флора приготовила еду для пикника, и они отправились посидеть на лугу недалеко от мельницы. Они пили мускат и швыряли хлебными комочками в пасущихся коров.
— Вот это жизнь! — воскликнул Роско, растянувшись на молодой траве.
— Правда? — переспросила Флора, засовывая пустую бутылку из-под вина в корзину.
Он посмотрел на нее.
— А тебечто не так? Поля, коровы, мельница, хорошее вино — чего ты хочешь еще?
— Мне не хватает Нью-Йорка.
Казалось, он рассердился.
— Не начинай этоснова.
— Нет, буду. Как долго мы еще будем жить в Париже? Мы ведь не строим никаких планов — мы просто плывем по течению.
— Я могу многое сказать тебе «за» — чтобы плыть по течению.
— Ты уже сказал все! А теперь, когда мы поженились, я хочу, чтобы мы как-то определились с нашими планами.
— Черт! Я знал, что мне не стоило делать тебе предложение. Слушай, ты можешь планировать все, что угодно, но ничто не заставит Роско Хайнеса вернуться в Нью-Йорк. Я люблю la belle France [26].
Складывая остатки еды в корзину, Флора бросила на него неодобрительный взгляд.
— Посмотрим, — только и сказала она.
В домике рядом с мельницей они обнаружили плейельский спинет, дата изготовления которого была указана на внутренней стороне: 1854 год. На третий день их медового месяца Флора услышала, как Роско наигрывает на нем мелодию. Она вышла из кухоньки в гостиную, где Роско сидел за инструментом.
— Что ты играешь? — спросила она.
— Тебе нравится?
— Да. Это ты сочинил?
— Я.
Она подошла поближе.
— Роско, почему ты никогда не записываешь свои мелодии. Некоторые из них очень приятные.
Он повернулся и обнял ее за талию.
— Во-первых, потому что у меня нет поэта, — сказал он. — А во-вторых, этот наш медовый месяц, а я не хочу работать в медовый месяц.
— Но мы могли бы подыскать тебе поэта.
Он опустил руки, встал и подошел к окну. Она внимательно следила за ним.
— Ну? — повторила она. — Мы могли быподыскать тебе поэта, особенно если бы мы вернулись в Нью-Йорк.
Он рассмеялся.
— Девочка, ты не упускаешь случая. Нет, малышка, спасибо. Я оставлю написание песен Джейку Рубину. У него талант, — сказал Роско.
— Но у тебя тоже! По крайней мере, ты мог бы попробовать, —возразила Флора.
Он повернулся.
— Эй, Флора, малышка, ты забываешь, что мы — черные.Мы бездарны, и ленивы, и второсортны — и не пытайся переделать меня.
— Я не бездарна, не ленива и не второсортна, — со злостью проговорила она. — Но ты на этой неделе сумел бы заработать приз за бездарность и лень. Твои проблемы в том, что ты используешь цвет своей кожи, как оправдание.Если бы ты перестал быть черным человеком, а стал бы просто человеком, ты сильно удивил бы себя!
Она развернулась и прошла на кухню, оставив Роско с выражением удивления на лице.
— Черт! — сквозь зубы процедил он.
Через минуту он вернулся к инструменту. Он долго стоял перед ним, глядя на клавиатуру.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Роскошная яхта Фиппса «Северная звезда» отплыла к Карибским островам с компанией на борту из пяти человек: Фиппс, Мод, сестра Фиппса Эдвина, Ванесса и Марко. Как только Лонг Айленд Саунд исчез из виду, яхта оказалась в штормовом море. Эдвина поехала, чтобы встретиться с мужем, находившимся в Юкатане, и она первая, почувствовав себя неважно, удалилась в свою каюту. Вскоре за ней последовали Фиппс и Мод. А Марко, чья невосприимчивость к морской болезни подтвердилась еще на «Кронпринце Фридрихе», не чувствуя ни малейшего дискомфорта, решил обследовать роскошный плавучий дворец.
Нельзя было даже сравнить эту яхту с тем третьим классом, которым они прибыли в Америку. Она была построена шесть лет назад той же компанией «Герланд и Вольф» в Белфасте, построившей печально известный «Титаник». «Северная звезда» вобрала в себя все лучшее в современном инженерном оборудовании. У нее был элегантный вид, а два ее двигателя делали до восемнадцати узлов. Расходуя двести семьдесят тонн угля, она могла проделать без остановки пять тысяч пятьсот морских миль, что позволяло Фиппсу плавать на ней в любую часть света. В сверкающем камбузе царил бородатый лионец по имени Эдмон Кастр, прошедший школу у самого великого Эскофе, чья команда из шести человек могла приготовить что угодно, начиная с простого пикника на берегу, до изысканного банкета с восьмиразовой сменой блюд. В винном погребе с постоянно поддерживаемой температурой хранилось около тысячи бутылок вина, включая пятьдесят бутылок любимого Фиппсом вина 1894 года. Столовая была выдержана в стиле Людовика XV. В библиотеке, содержавшей пятьсот томов, был камин с мраморной полкой. А десять кают имели градацию: от великолепной для Фиппса и Мод до самой обычной — для Марко. Яхта стоила в 1904 году полтора миллиона долларов, а ее содержание обходилось в пятьсот тысяч долларов ежегодно. Экипажем в двадцать человек командовал капитан Форбес МакИнтайр из Бостона.
Обследовав все это великолепие, Марко вышел на палубу и, облокотясь на перила, смотрел на океан. День был холодным, с резким ветром, дувшим с Атлантики, но «Северная звезда» находилась в надежных руках, и ее нос легко рассекал волны. Они находились в четырех милях от Нью-Джерси, и Марко вспоминал, как он плыл с Эллис Айленда, когда к нему подошла Ванесса.
На ней было твидовое пальто, а голова была обвязана шарфом. Опершись рядом с ним о перила, она спросила:
— А ты не страдаешь морской болезнью?