Человек со шрамом на лице перегнулся через стол и посмотрел на мой сверток.
— Орхидеи? — спросил он.
— Да, немного, — ответил я.
— Киприпедии[1]? — сказал он.
— Да, главным образом, — ответил я.
— Что-нибудь новенькое? Я не думаю. Я был на этих островах двадцать пять, нет — двадцать семь лет назад. И если вы нашли какую-нибудь новинку, то, значит, что действительно последняя новость. После меня осталось немного.
— Я не коллекционер, — сказал я.
— В то время я был молод, — продолжал он. — Боже мой, как же я скитался по белу свету! — Он смерил меня взглядом. — Я был два года в Ост-Индии и семь лет в Бразилии. А затем отправился на Мадагаскар.
— Я знаю по именам некоторых охотников за орхидеями. Для кого вы собирали? — спросил я, предвкушая рассказ.
— Для Даусона. Не приходилось ли вам слышать имя Бутчера?
— Бутчер… Бутчер… — Фамилия медленно всплыла в моей памяти.
Потом я припомнил: Бутчер против Даусона.
— А! — воскликнул я. — Так вы тот человек, который требовал с них по суду жалованье за четыре года? Вас выбросило на необитаемый остров…
— Ваш покорный слуга, — сказал человек со шрамом, кланяясь. — Это был забавный процесс, не правда ли? Я сидел там и ничего не делал, а жалованье шло, и они не могли уведомить меня об увольнении. Мысль об этом частенько забавляла меня там. Я делал подсчеты — большие — по всему атоллу[2] мозаикой из камешков.
— Как же это случилось? — спросил я. — Я уже забыл.
— Видите… Вы слышали про эпиорниса[3]?
— Еще бы! Только в прошлом месяце Эндруз говорил мне, что они нашли новый вид. Перед самым моим отъездом они нашли берцовую кость почти в ярд[4] длиною. Вот, должно быть, было чудовище!
— Да еще какое! — сказал человек со шрамом. — Это было чудовище. Легендарная птица Рух Синдбада[5]. Когда же они нашли эти кости?
— Три или четыре года назад, — кажется, в девяносто первом. Зачем это вам?..
— Зачем? Затем, что я нашел их, чорт возьми, двадцать лет назад. И если бы Даусон не стал артачиться из-за этого жалованья, то мы наделали бы с ним шуму… Как будто я виноват, что течение унесло проклятую лодку.
Он помолчал.
— Я думаю, что это в том же самом месте. Нечто вроде болота в девяноста милях к северу от Антананариво[6]. Вы слышали о нем? Надо плыть в лодках вдоль морского берега. Может, вы припомните?
— Нет, не помню. Кажется, Эндруз что-то говорил о болоте.
— Наверное, это то же самое. На восточном берегу. И что-то есть в воде, что задерживает разложение. Пахнет креозотом[7], как в Тринидаде. А что, они нашли тоже и яйца? Мне попадались яйца длиной до полутора футов. Кругом было болото, и место было отрезано. Сколько я провозился с этим делом! Я нашел их случайно. Мы отправились за яйцами, я и два туземца, в челноке и нашли кости. С нами была палатка и на четыре дня провизии. Мы расположились на сухом месте. Даже теперь, как только вспомню, будто слышу тот смолистый запах. Нам удалось найти и кости и яйца. Забавная это работа. Надо шарить в болоте длинными железными шестами. При этом почти всегда яйцо разбивается. Я бы хотел знать, когда именно жили эти эпиорнисы. Миссионеры говорят, будто в туземных сказаниях рассказывается о живых эпиорнисах, но мне никогда самому не приходилось это слышать.[8] Но те яйца, которые мы нашли, были совсем свежие, как будто только что снесенные. Свежие! И представьте себе, когда мы несли их к лодке, один из проклятых негров уронил яйцо на камень, и оно разбилось. Задал же я ему! Яйцо было свежее-пресвежее, даже не пахло нисколько, хотя пролежало в болоте, пожалуй, лет четыреста. Негр сказал, что его сколопендра укусила. Но я лучше буду продолжать рассказ. Целый день мы копались в болоте и вытащили эти яйца совсем целыми, выпачкавшись, как черти, в грязи. Немудрено, что я был зол. Насколько я знаю, это был единственный случай, когда удалось достать яйца целыми. Я видел потом яйца в Естественном музее в Лондоне. Нее были разбитые и склеенные, как мозаика, и местами кусочков не хватало. Мои были совсем целые, и я собирался выдуть яйца и сохранить одну скорлупу. Как же было не разозлиться, когда этот разиня погубил три часа нашего труда из-за какой-то сколопендры! Я-таки задал ему за это.
Человек со шрамом достал глиняную трубку. Я пододвинул к нему мой кисет. Он закурил почти машинально.
— А другие яйца? Вы привезли их? Я что-то не могу вспомнить…
— Тут-то и начинается история. Три яйца остались. Совсем свежие яйца. Мы уложили их в лодку. Потом я ушел в палатку варить кофе, а негры мои остались на берегу. Один возился со своим укусом, а другой помогал ему. Мне и в голову не пришло, что эти мерзавцы пойдут на такую затею. Но, я думаю, эта сколопендра да еще взбучка, которую я ему задал, взбесили того, — он и всегда был непокорным, — а другой пристал за компанию.
3
Эпиорнис, или мадагаскарский страус, — бегающая птица, вымершая, по-видимому, лишь в XVII веке, достигавшая пяти метров высоты.
5
Легендарная птица Рух Синдбада — из книги «1001 ночь», см. «Сказку о Синдбаде-Мореходе».
7
Креозот — жидкий маслянистый продукт перегонки дерева или каменного угля. Обладает едким запахом. Предупреждает гниение.
8
Ни один европеец не видал живых эпиорнисов, за сомнительным исключением Мак Эндрюм, который посетил Мадагаскар в 1745 году. — Г. Дж. У.