«Да, почему же?» — вопрошают, попивая прохладительные напитки, делегаты Австрии, Болгарии, Венгрии, Дании, Норвегии и другие, которые надеются тоже получить крохи с барского стола. Даже господин Де-Сюсси не отказывается. Он задумчива потягивает через соломинку свой замороженный лимонад.
Господин Мейере (Франция), окруженный господами Эттербэк (Бельгия) и Вронским (Польша), счастлив, видя направляющегося к нему сэра Артура Грея (Англия — физиономия кирпичного цвета, монокль в глазу — настоящий джентльмен). Сэр Артур, презиравший некогда мягкотелую политику Франции, проникнут почтением к ловкости, какую она проявила, проведя все нации, и к тому, как гордо она призналась в этом. Он говорил господину Мейере о возможном соглашении: Франция сохранит незаконно приобретенное золото и даже будет продолжать разрабатывать болид… при условии совладения им (мандат будет выдан для проформы) на паритетных началах с Англией.
Господин Мейере оценил по достоинству это предложение. Он знает, что даже при поддержке Бельгии и Польши (не считая Чехо-Словакии, Румынии, Югославии) Франция не может противостоять притязаниям всех остальных наций. В союзе же с Англией — другое дело…
А Бельгия храбро предлагает кусок Конго, если ее примут в проектируемый синдикат.
Но вот господин Т. М. Феррик (Соединенные штаты, — он не делегат, а только наблюдатель, но это не важно) пробирается между группами на своих толстых подошвах и, с восхитительной сознательностью янки, как настоящий «enfant terrible»[36], кладет ноги на стол. Его правительство по подводному кабелю только что передало ему следующее: «Болид упал западнее 40 градуса долготы западного меридиана от Гринвича, т. е. ближе к Америке, чем к Европе, другими словами, в водах Соединенных Штатов (так как, согласно общепринятой доктрине Монрое, Канада в счет не идет). Следовательно, болид принадлежит Соединенным штатам».
В виде премии и утешения Франции остается добытое уже ею золото, и она будет освобождена от уплаты военных долгов.
Впрочем, Соединенные штаты не станут разрабатывать золотоносной жилы острова Фереор. Их интересует исключительно железо. У них достаточно золота для своих потребностей, и они не хотят, чтобы золото обесценилось вследствие чрезмерного избытка его.
Но кто принимает всерьез Америку, так сильно пострадавшую от циклона, у которой уцелело не более двадцати судов в портах Атлантического океана?.. А оставшиеся у ней дредноуты (эти дредноуты со странными железными решетчатыми башенками) находятся все в Тихом океане, где им и надлежит оставаться, потому что ведь есть еще Япония.
Япония, почтенная Япония, — здесь это господин барон Каки. Улыбающийся и вежливый, вежливый, всегда вежливый, слишком вежливый, почтенный японец утверждает, что он совершенно не интересуется болидом. У Японии, конечно, такие же права, как и у всех (разве его величество микадо не сын неба и не с неба ли болид?), но ей нечего делать а этим золотом… поскольку в Японии утвердилась серебряная система. Каково бы ни было решение, Япония очень вежливо скажет да и смирно останется в своем уголке.
Можно ли довериться господину барону Каки? Нет ли какой-нибудь задней мысли в его желтом мозгу, за этой маской, которая улыбается, вежливо, вежливо, всегда вежливо и заверяет весь свет в своей дружбе?
Есть еще и другие делегаты, но — мелкие сошки— они не принимают участия в игре.
Делегаты в ожидании начала заседания слоняются по залу, записывая на ходу (можно было подумать мадригалы какой-нибудь хорошенькой машинистке), царапают что-то своими вечными перьями на вырванных из блокнота листиках, которые тут же отсылают в соседний зал для зашифровки.
Это уголок дворца, где каждая официальная небрежность становится достоянием всего мира. Потому что дипломатия работает полным ходом, и каждый просит инструкций у своего правительства. Шифровщики завалены работой. Все аппараты потрескивают, как в столичном центральном телеграфе. Каждый специальный провод безостановочно передает сообщения туда и обратно, доводя до истощения молекулы металла.
А па другом конце каждого провода, исходящего из Женевы, этого искусственного мозга человечества, там, в этих нервных центрах каждой страны, золотая лихорадка усиливается с часу на час. Гипнотизирующий болид сверкает на горизонте всех алчных мечтаний.
XVI. ФРЕДЕРИКА.
Если бы у меня оставались угрызения совести от моей нескромности, они бы исчезли после обеда на авеню Вилье с Жаном-Полем и управляющим банком. Оба они положительно ликовали, радуясь этой неожиданной развязке.
— Никогда невозможно предвидеть, что кончится хорошо, а что плохо, — говорил господин Хото, накалывая анчоус на вилку. — Вот, например, этот секрет, который мы считали необходимым: если бы он не был нарушен, Жермен-Люка не реагировал бы таким образом, он бы продолжал политику своих предшественников… Если бы не этот матрос-журналист, бош…
— А вы этому верите?
— Почему же? Это довольно правдоподобно.
— Ну-у… Я телефонировал сегодня утром в Шербург, капитану Барко. Ни один из матросов не бежал из военной тюрьмы. Следовательно, бежал кто-либо другой… из стражи… из штаба судна.
Я сидел, как на иголках… Но мое смущение продолжалось недолго. Вскоре разговор принял другой оборот.
Оба дельца, сидевшие перед мной, не задумывались над прошедшим, в особенности когда оно было непоправимо и даже не могло ничему научить. Их интересовало только будущее и настоящее как подготовка этого будущего.
Они полагали, что несомненно состоится англо-французское соглашение. Англия для эксплоатации острова охотно образует с Францией нечто вроде синдиката, где обе дружественные союзные державы будут сотрудничать сообразно своим средствам. Это было единственное возможное, единственное выгодное для Франции решение Лиги наций.
Во всяком случае, дебаты последней займут еще несколько дней, и надо максимально использовать эту отсрочку.
До сих пор времени не теряли.
В полдень пришло сообщение по радио о благополучном прибытии на остров Фереор обоих транспортов— «Жирондэн» и «Сен-Тома», отправленных из Бреста в день нашего прибытия в Шербург. Они уже начали грузиться.
По счастливому совпадению, почти в тот же самый час транспорт «Корнуэль», который по настоянию де-Сильфража был послан на остров вместе с контр-миноносцем «Эспадон», только что вернулся в Шербург с полным грузом самородков и стал на якорь вместе с «Эребусом II».
В секрете необходимости больше не было, разгрузка обоих судов уже началась. Первые грузовики с золотом прибыли в банк в полдень следующего дня.
Чтобы предупредить какие бы то ни было случайности, два новых контр-миноносца, — «Эмерода» и «Белуга» — в тот же день снялись с якоря в Тулоне и отправились на остров.
Это все, что я узнал в этот вечер.
Мы перешли еще только к десерту, а часы показывали уже без пяти минут девять, и меня разбирало нетерпение повидать скорее Фредерику. Сославшись на очень важное, неотложное свидание, я извинился и откланялся в ту минуту, как мой друг и господин Хото перешли к вопросу об организации научной экспедиции, которую надо будет как можно скорее послать туда в случае вероятного соглашения с Англией и образования англо-французского товарищества…
— Не хотелось ли бы тебе принять участие в этой экспедиции? — спросил Ривье, провожая меня в переднюю.
Из-за Фредерики я хотел было сказать «нет», но одумался. Может быть, после предательства ее отца (я теперь в этом не сомневался) она его покинет и согласится ехать со мной?
И я ответил:
— Это очень мило с твоей стороны, Жан-Поль, но ты застал меня врасплох. Я должен подумать. Дай мне часа два на размышление.
— Это вполне основательно. И если у тебя есть друзья, которых ты бы хотел устроить… даже Жолио… им найдется место в этом предприятии…
36
Человек, совершающий с молчаливого соглашения общества то, что другим в данных обстоятельствах делать не было бы разрешено.