— Нет. Посмотрите, как она изъедена, глубоко разработана. Она держится уже почти на весу и каждую минуту может обрушиться всей массой на южную часть острова, что вызовет окончательный распад глыб. Для этого, впрочем, достаточно самого незначительного обвала. Да они и происходят почти каждый день, вчера на первой линии разработок убило двух рабочих… Даже при настоящем положении расхождение подвигается быстро. Южная глыба отодвигается мало-помалу, медленно соскальзывая… Да вот, судите сами. Вот вам подзорная труба с рефлектором, в котором, я уверен, пройденный ею путь…
Он навел объектив инструмента, и но очереди Фредерика, я и Лефебур смотрели в окуляр.
С медлительностью часовой стрелки, еле заметным движением белый крестик зарубки перемещается за сеткой подзорной трубы.
— Угловое движение, — продолжал Грипперт, — то есть вращение обеих глыб вокруг их собственной оси, расположенной на дне океана, сильно ускоряется. До вчерашнего вечера оно равнялось лишь полминутной дуге, и движение ускорялось приблизительно на один метр в час. А теперь дуга достигает полутора минут, то есть три метра расхождения в час…
— Значит катастрофа неизбежна? — спросил Лефебур. — Через сколько дней, думаете вы?
— Теперь уж только вопрос часов.
— Но надо эвакуировать остров! — воскликнула Фредерика как раз в ту минуту, когда я произносил ту же фразу.
Грипперт пожал плечами:
— Инженеры не хотят и слышать об этом.
— Однако, — возразила моя жена, — ведь нельзя подвергать опасности жизнь всех этих бедных людей… трехсот или четырехсот рабочих… команды обоих транспортов…
— Что вы хотите? Государственные интересы!
В эту минуту из моторной лодки «Иль-де-Франс» высаживалась вторая группа пассажиров. Первая, окончив осмотр порта Эребус, рассыпалась по склонам. Супруги Жолио заметили нас и направились в нашу сторону.
Фредерика продолжала:
— Надо всех предупредить.
— Чтобы посеять панику? — возразил я. — Нет, невозможно. Иным путем…
— Я поеду предупредить капитана Барко, — решил Лефебур. — Это человек энергичный. Он решит… Хотите ехать со мной, сударыня, и ты, Антуан? Я отвезу вас на борт «Иль-де-Франс».
— Хочешь, Фредерика?
— Нет. Это было бы подло. Мы уедем с друзьями. А вот и Жолио! Они нас заметили. Мы не можем избежать их.
— А вы, Грипперт?
— Я? Ни за что на свете. Я никогда еще не видал распадения острова, а тем менее болида. Я останусь до последней минуты, последней секунды…
— На здоровье! Но главное, никому ни слова о грозящей опасности!
И Лефебур быстрыми шагами спустился к лодке «Эребуса II».
Жолио присоединились к нам. Кино-режиссер, пришедший в восторженное настроение от всего виденного, вспотел под двойной тяжестью своей камеры и корзинки с провизией, «Звезда» заявляла, что умирает от голода.
О, этот пикник! Этот час смертельной тоски, впродолжение которого нам пришлось симулировать веселье, есть, стаканами пить шампанское по примеру других групп, рассеянных по железному склону под чудным небом с медленно плывущими молочно-белыми облаками.
К счастью, колючая проволока препятствовала доступу в опасные места на северной стороне вершины, где обвалы нагромоздили кучи осколков у подножия утеса, вершина которого начала уже склоняться. Вторая группа пассажиров, приехавших в лодке, также кончила осмотр порта Эребус и в свою очередь искала удобного местечка, чтобы приняться за еду. Как могли они так беззаботно кушать свои паштеты и пить шампанское на этой колеблющейся почве, готовой провалиться под ними?
Фредерика, видимо, страдала. У нее было как бы физическое предчувствие катастрофы, и она не сводила глаз с вершины золотой скалы, лишь изредка с опасением посматривая на меня. В этой атмосфере шутки Жолио были просто мучительны.
Внезапно, остановившись на полуслове, жена моя замерла с застывшими от изумления и ужаса глазами; машинально я обернулся. В это время в воздухе раздался глухой гул и сильный толчок поколебал почву… Отвесный хребет вершины только что обрушился на северный склон, не далее километра от нас, осыпав своими обломками железную долину.
Из всех групп доносились крики; публика вскочила в нерешительности, готовая бежать. Но так как она не знала ужасной угрозы этого обвала, а последний больше не повторялся, экскурсанты понемногу успокаивались. В порте Эребус машины работали, поезда катились по рельсам, вагонетки воздушной железной дороги скользили по кабелю, груды золота с глухим шорохом сыпались в люки обоих транспортов.
Допивали шампанское… Новые четверть часа тревоги… Фредерика и я с беспокойством прислушивались к сотрясению почвы, которое, казалось, не усиливалось. Неужели Грипперт ошибся? Что делает Лефебур?
А! Наконец! Лодка «Эребус II», побывавшая на «Иль-де-Франс», причалила к порту Эребус. На берег выходят Лефебур и капитан Барко в сопровождении дюжины солдат колониальной инфантерии.
И в ту же минуту тонкоголосая сирена лодки трижды гудит — условный сигнал возвращения на борт…
— Хо! Чего они от нас хотят? — воскликнул Жолио. — Говорили, что возвращение назначено на 17 часов, а теперь и 14 нет…
— Мы даже не кончили есть, — протестовала «Звезда», уписывавшая за обе щеки ананасный компот.
— Тем хуже для них, пусть свистят. Никто не двигается с места. Мы можем спокойно сидеть.
Но это было предусмотрено: гимнастическим шагом бросаются солдаты на склоны к группам туристов, принуждая их немедленно сняться с места. По возмущенным жестам последних видно, что их бесит вмешательство manu militari[45].
Прибегает запыхавшийся Лефебур и шепчет мне на ухо:
— Оползни увеличиваются… Они доходят уже до пятидесяти сантиметров в минуту.
Сотня наиболее покорных экскурсантов вернулась к лодке. Она была переполнена, когда мы подошли к набережной, где капитан Барко словами и жестами старался подогнать отстающих. Они подходили в тревоге, требовали объяснения у капитана.
— Спокойствие! — отвечал последний. — Вас требуют на борт, вот и все. Подождите лодку.
Но новое происшествие сразу усилило волнение. В глубине порта Эребус целый ряд обвалов скатился на первую линию разработок, как занавес красной грязи.
Работа остановилась. Несмотря на уговоры инженеров, началось паническое бегство. Рабочие бежали прятаться на оба транспорта. Один, снабженный мотором Дизеля, который тотчас был пущен в ход, снялся с якоря и ушел немедленно. Труба другого усиленно задымила.
Испуганные члены миссии волновались. Подобно мне они должны были видеть простым глазом, как отодвигалась противоположная сторона бухты. Разрыв, очевидно, происходил под водой. Почва дрожала, как листовое железо котла под высоким давлением. Там золотоносные массы продолжали скатываться с вершины. Лопнул электрический кабель далеко разбросав свои вагонетки. Одни из них упали на палубу проходившего в это время мимо нас к выходу из бухточки транспорта, переполненного воющими людьми. Экскурсанты отвечали таким же воем.
— Спокойствие! Спокойствие! — повторял капитан Барко. — Вот лодки.
— Двадцать пять сантиметров в секунду! — вопил Грипперт, вырываясь из рук двух солдат, которым поручено было хоть силой посадить его в лодку. — Двадцать пять сантиметров в секунду! — повторял он, не переставая, взбешенный тем, что его оторвали от любимых инструментов.
— Завяжите ему рот! — приказал капитан Барко.
С вершины обвалы становились все значительнее.
Глыбы докатывались до палубы второго транспорта, который теперь только снимался с якоря. На море был подан сигнал тревоги. «Иль-де-Франс» тронулся с места и немедленно удалялся.
— Мы пропали! Нас покидают! Мы все погибаем! — кричат женщины, ломая себе руки.
— Спасайся, кто может! — орут мужчины, проталкиваясь к приставшей в эту минуту к берегу лодке.
— Я положу на месте первого, кто пройдет без очереди! — объявил капитан Барко. — Лефебур, следите за порядком! Четыре человека к мосткам и чтобы пропускали только по одному.
— А вы, капитан?
— Лефебур и я останемся, чтобы увезти инженеров на катере «Эребуса II». Садитесь, садитесь! Так, ну теперь солдаты. Отдавайте якорь! Пускайте машину!