Самой большой потерей были, конечно, каноэ. На сбор материала для новой лодки у меня ушли бы вся весна и лето, поэтому в первое же погожее утро я отправилась искать, не прибило ли к берегу каких-нибудь обломков.
Среди каменных глыб на южной стороне острова я нашла занесённые песком и оплетённые водорослями останки одного – вернее, половинки – каноэ. Целое утро я откапывала их, а потом, очистив от водорослей, никак не могла решить, что делать дальше. Можно было разрезать жилы, которыми скреплялись планки, и по две доски зараз перетаскать их сначала на верх обрыва, а затем через дюны к Коралловой бухте. Но это отняло бы у меня много дней. С другой стороны, я могла построить каноэ тут же, между скал, рискуя тем, что его унесёт очередным штормом – прежде, чем оно будет готово.
В конце концов я изобрела третий способ. Выбрав день, когда на море не было волнения, я затащила остатки каноэ в воду и, толкая их перед собой, пошла по мелководью вдоль берега. Обогнув косу, я пригнала лодку в Коралловую бухту, где разобрала её на части и подняла по тропе в безопасное место, выше того уровня, до которого в прошлый раз доходили огромные валы.
Отыскала я и своё первое каноэ, но его отнесло слишком далеко в глубь пещеры, так что я не могла извлечь его обломки и вернулась к южной оконечности острова. Покопавшись там среди водорослей, я нашла массу досок и прочего материала, которого, вместе с уже имеющимся, должно было хватить на новую лодку.
Дело было поздней весной. Погода ещё не установилась, практически каждый день моросил дождь, и тем не менее я решила приступить к постройке нового каноэ немедленно: оно было нужно мне, чтобы собирать морские ушки. Как я уже говорила, об алеутах я думать перестала, и всё же мне было неуютно без лодки, которая позволяла свободно передвигаться в любом направлении.
По длине доски были примерно одинаковые, с мою вытянутую руку, но они относились к разным лодкам и плохо подходили друг к другу. Зато в них уже были проделаны дырки для жил, что сэкономило мне массу сил и времени. Большим подспорьем оказались и длинные нити чёрной смолы, которой так не хватало на острове и которую в огромных количествах принесли с собой исполинские волны.
Когда я рассортировала все планки и подогнала их друг к другу, работа заспорилась, и к концу весны мне оставалось только заделать щели. Однажды утром я принялась разводить костёр, чтобы плавить смолу. Дул холодный ветер, и костер плохо разгорался. Решив подбросить в него для быстроты дела сухих водорослей, я спустилась за ними на берег.
Я набрала целую охапку и уже пошла обратно, но обернулась взглянуть на небо: судя по порывистому ветру, надвигалась непогода. С северной стороны небосклон был чистый, однако на востоке, откуда весной тоже иногда приходили бури, громоздились серые тучи.
И вдруг в полумраке под этими тучами я разглядела посторонний предмет. Напрочь забыв про водоросли, которые тут же посыпались на землю, я вскинула руки вверх.
В море, примерно посередине между горизонтом и сушей, виднелся парус. Это было судно!
Пока я добежала до мыса, парусник благодаря свежему попутному ветру успел значительно приблизиться к острову. Судя по носу, парусник принадлежал не алеутам: нос был не красный и не загнутый наподобие клюва. Непохоже было судно и на корабль бледнолицых, который я прекрасно помнила.
Зачем он пришёл к Острову Голубых Дельфинов?
Я залегла на скале и чувствуя, как колотится сердце, думала о том, зачем эти люди пожаловали к нам. Если они охотники и пришли промышлять каланов, мне нельзя попадаться им на глаза. Конечно, они скоро обнаружат мой костёр и недоделанное каноэ, но, возможно, мне удастся избежать опасности, спрятавшись в пещере. Однако если этих людей прислали мои сородичи, если они приплыли забрать меня отсюда, то не следует скрываться от них.
Осторожно пройдя между чёрными утёсами, корабль вошёл в Коралловую бухту. Теперь я разглядела лица людей и убедилась, что это не алеуты.
Команда спустила на воду лодку, и два человека начали грести к берегу. Между тем ветер усилился и мешал морякам подойти ближе и высадиться. Тогда один из них остался в лодке, а второй, безбородый, прыгнул в воду, выбрался на сушу и стал подниматься по тропе на плато.
Мне не было видно его, но через некоторое время я услыхала крик, затем другой, и сообразила, что он нашёл костёр и каноэ. Поскольку ни человек, оставшийся в лодке, ни команда парусника не откликались, я поняла, что он зовёт меня. Я даже была уверена в этом.
Я слезла со скалы и пошла к хижине. Чтобы прикрыть голые плечи, я надела накидку из выдры. Потом взяла бакланью юбку и большую раковину, в которой хранила бусы и серьги, и вместе с Ронту-Ару направилась по тропинке к Коралловой бухте.
Вот я достигла холма, куда иногда летом перекочёвывали мои предки. Я вспомнила о них, подумала о том, как хорошо мне жилось в хижине на мысе, о том, что у тропы в Коралловой бухте стоит недоделанное каноэ… Несмотря на эти воспоминания, меня тянуло к людям, хотелось жить рядом с ними, слышать их разговор, слышать их смех…
Холм с белыми ракушками и пробивающейся сквозь них зелёной травой остался позади. Тем временем мужчина перестал звать меня, и я, не слыша его голоса, пустилась бежать. Добежав до развилки троп, у которой горел мой костёр, я обнаружила мужские следы.
Они вели вниз, и я спустилась по ним к бухте. Лодка уже вернулась на корабль. Шум ветра перешёл в рёв, бухту заволакивало туманом, на берег одна за другой обрушивались высокие волны. Я подняла руку и закричала. Я снова и снова пыталась докричаться до людей на корабле, но всякий раз мои вопли относило ветром в сторону. Я сбежала с берега в воду. Команда не видела меня.
Полил дождь, ветер хлестал меня им по лицу. Я шла сквозь волны, протягивая руки к судну. Оно тронулось с места и начало исчезать в тумане. Корабль держал курс на юг. Я стояла в воде, пока парусник не скрылся из виду.
Глава 29
Вернулся он через две весны, в одно прекрасное утро с белыми облаками и спокойным морем. На рассвете я заметила со своего мыса точку на горизонте. Ближе к полудню парусник бросил якорь в Коралловой бухте.
До самого вечера я наблюдала со скалы, как его команда разбивает лагерь, разводит костёр. С заходом солнца я ушла к себе в хижину. Всю ночь я не сомкнула глаз, думая о человеке, который звал меня.
После той штормовой ночи, когда судно вынуждено было спешно уйти, я ещё долго не могла забыть его голос. За две прошедших весны и два лета я каждый день, утром и вечером, выходила на мыс и смотрела в море.
Утром я сразу почувствовала дым от их костра. Я пошла в лощину, ополоснулась в роднике, надела бакланью юбку и накидку из выдры. Затем повесила на себя бусы из чёрных камней и такие же серьги.
На носу я провела синей глиной полоску – знак нашего племени. Через нос и щеки делала Юлейп, и это значило, что она не замужем…
То, что я сделала потом, вызвало у меня самой улыбку. Я поступила так же, как моя сестра Юлейп перед отъездом с Острова Голубых Дельфинов. Пониже знака своего племени я аккуратно вывела метку, которая значит, что я не замужем. Пусть я давно выросла из девушек, но я всё равно изобразила этот сине-белый значок (белой глиной я нарисовала точки).
Потом я вернулась домой, развела огонь и приготовила нам с Ронту-Ару завтрак. Впрочем, есть мне не хотелось, и я отдала свою порцию ему.
– Мы уезжаем… уезжаем с нашего острова, – объяснила я псу.
Он лишь склонил голову набок, как любил делать его отец, и, когда я ничего не прибавила к этим словам, выбрал себе место на солнце, растянулся там и уснул.
С возвращением бледнолицых я не могла больше предаваться мыслям о том, чем буду заниматься за морем, не могла воображать себе белых людей и их тамошние занятия или своих соплеменников, которых давно не видела. Более того, вспоминая прошлое, многие и многие лета, зимы и вёсны, я не могла отличить их друг от друга. Они слились вместе и комом стояли у меня в груди.