Думаю, я вспомнила о той прогулке лишь для того, чтобы дополнить еще одной нитью тонкое плетенье образа Кристиана и не дать ему разорваться, безвозвратно исчезнуть. И еще потому, наверное, что мне хочется успокоить себя, заставить поверить, что я поступала правильно в ситуациях, в которые попадала по воле случая или судьбы.
Девушки собирали цветы, плели из них венки, ребята готовили костер из сухих веток и листьев.
Я присела на пенек, немного в стороне, на небольшой цветочной поляне, и тоже стала плести венок. Подошел Кристиан. Я глядела на землю, подбирая цветы, как вдруг почувствовала его медленную, неуверенную поступь.
— Алина Григорьевна…
— Что, Кристиан?
— Вы не дадите мне этот венок? Я сам не умею плести.
— Но он еще не готов.
— Ну когда будет готов.
Я подняла глаза, и впервые мы заглянули прямо в душу друг другу. У меня было чувство, что мы уже встречались когда-то, в глубинах моря, и с жадностью всматривались друг в друга, прежде чем морская пучина сомкнулась над нами.
— Хорошо, Кристиан, — сказала я, — можешь считать, что этот венок твой.
— Спасибо, Алина Григорьевна, — поблагодарил он и удалился тем же медленным, неуверенным шагом.
Каждый цветок, вплетенный в этот венок, обрел свой особый смысл, соотносясь с его просьбой, с ним самим.
Я бы могла, наверное, отделаться шуткой, сказать Кристиану, что вокруг так много сплетенных венков или еще что-нибудь в этом роде… Но сердце не позволило мне причинить боль чему-то чистому, трепетному и прекрасному в его душе.
Я была твердо уверена, что от того, как относятся к нашим чувствам в детстве, зависят все наши дальнейшие поступки. Я подарила Кристиану венок, который он надел на запястье и сказал, что отнесет его домой и положит рядом с фотографией матери.
После той прогулки мы встречались реже. Наступила пора выпускных экзаменов, и ученики заходили в школу только на консультации.
Однажды на одну из таких консультаций по литературе вбежала девочка из его класса. Белая как снег она едва сумела выговорить:
— Кристиан умирает. Он спас ребенка из-под колес машины и… его самого сбили.
Я прервала консультацию и бросилась в больницу, но меня к нему не пустили. И лишь вчера, несколько дней спустя после несчастного случая, я увидела его.
Он улыбнулся мне издалека. Его неповторимая улыбка выглядела как благодарность за то, что я живу, за то, что живет он, еще живет… От врачей я только что узнала, что ему осталось совсем немного. Я спрашивала себя, пока шла, словно в тумане, к его кровати, догадывается ли он об этом. Я придвинула стул и присела рядом, не смея поднять глаза. Я боялась, что вот-вот расплачусь и он все поймет. Но Кристиан, чудесный и неповторимый, сказал спокойно и даже безучастно, будто речь шла о ком-то другом:
— Я знаю, что умру, Алина Григорьевна. Почему вы не смотрите на меня?
Я теребила пальцами край простыни, стараясь не разрыдаться. Он продолжил:
— Я бы никогда, наверное, не осмелился сказать вам… Но смерть многое позволяет… Я вас люблю, — и опять улыбнулся — чисто, беззащитно и грустно.
И тогда у меня не хватило сил сдержать слезы. Казалось, они лились не из глаз, а из самой моей души, а глаза были лишь окнами, или дверьми, или родниками.
Я тихо плакала, даже не плакала, а била ключом вместе со слезами, не в силах их удерживать.
— Наклонитесь ко мне, пожалуйста… пока я еще жив. Прошу вас, Алина Григорьевна… То, о чем мы мечтали, переживут другие.
Я склонилась над ним как над самой большой утратой моей жизни и в миг, когда он поцеловал мою щеку, залитую слезами, и высушил мои слезы со щеки, глубоко вздохнул в последний раз, в этот миг я поняла, что, в самом деле, мечты, которые ему не довелось осуществить, переживут другие, так же чисто, глубоко, необычно.
МАЛЕНЬКАЯ ФЕЯ
Над большим-пребольшим лесом нависла тьма ночи, и все его обитатели погрустнели, потому что луна не появилась. Ночь выдалась теплая, летняя, пьянящая, и никому не хотелось просто так взять и заснуть.
И пока львы и медведи, волки и зайчата сидели и грустили, решив, что луна больше никогда не появится на небе, запоздалый пучок лунного света пронизал лес, и по нему спустилась маленькая-премаленькая девочка.
Она опустилась на ветку дерева, вздохнула и, усевшись поудобней, свесила ножки и стала легонько раскачиваться туда-сюда в серебряном лунном свете, заливавшем уже весь лес. К дереву, на котором сидела девочка, прискакал зайчонок.
— Эй, ты меня слышишь? — закричала девочка во всю мощь своего слабенького голоска.
Зайка взглянул наверх и заметил наконец девочку величиной с его переднюю лапку.
— Ты ведь зайчонок, да? — спросила девочка.
— Да, — ответил он важно, — я зайчонок Пуфу. А ты кто такая?
— Я добрая фея.
— А-а-а! Фея… — и зайчонок низко поклонился. — Мое искреннее почтение. Мой дедушка рассказывал много хорошего о феях. Но, насколько мне известно, они, вроде, чуточку ростом побольше.
— Правильно, но я еще маленькая и буду расти.
— Выходит, дедушка мне рассказывал о взрослых феях. Они умеют все на свете: лечить больных зайчиков, находить родники со сладкой водой и много-много другого.
Девочка заерзала на ветке, пока не нашла себе занятие: стала внимательно рассматривать свои пальчики и стирать невидимую пыль со своих розовых крылышек. Наконец она медленно проговорила:
— Меня наказала Королева фей. Теперь я должна год прожить на земле вот такой маленькой.
— Ты, наверное, нашкодила?
— Да, — вздохнула девочка. — Я подожгла лечебные травы, собранные весной, и теперь целый год их нельзя будет отыскать, и те, кому они так нужны, будут страдать.
— Да, все ясно. Тебе, наверное, очень грустно?
— Ой, так грустно, так грустно, — горько запричитала девочка.
— И что ты собираешься делать дальше?
— Не знаю.
— Жить в лесу ты не сможешь, — сказал зайчик и глубоко задумался. — Здесь есть большие и маленькие звери, и большие обижают маленьких. Лучше ступай к людям. У них тебе будет хорошо. И потом, что ты будешь делать зимой в лесу? У нас холодно, снег, а ты ведь не согласишься жить, скажем, с нами в норе?
— Ой, нет! — перепугалась девочка.
— К тому же ты так легко одета, в одном платьице.
— Вот именно.
— Так что отправляйся к людям. Смотри-ка, вот по этой тропинке ты доберешься до края леса, ну а оттуда до города — рукой подать.
— Ты же видишь, какая я маленькая? И шаги у меня маленькие. Когда же я доберусь до города?
— А ты лети. Лети и не упускай тропку из вида, тогда доберешься еще быстрее. Только в городе не заходи в первый попавшийся дом, а отыщи тот, у которого розовые балконы. В нем живут три мои знакомые девочки. Они очень-очень хорошие.
— Спасибо тебе, зайка, — поблагодарила фея.
— Если ты по мне соскучишься, можешь позвать в гости, — сказал зайчик. — Эти девочки, о которых я тебе рассказывал, всегда приглашают меня к себе на день рождения.
— Хорошо, обязательно. Только я не знаю, что такое «соскучиться».
— Ну как тебе объяснить… Вот ты хотела бы сейчас обратно в Страну фей, увидеть своих сестриц, услышать их пение?
— Еще бы!
— Ты словно чувствуешь, как что-то жжет у тебя в груди, места себе не находишь, так?
— Так-так! — и маленькая феи ударила обеими кулачками себя в грудь. — Вот здесь, здесь ужасно жжет.
— Видишь? Вот это и означает «соскучиться».
Пока они разговаривали, в ветвях забился ветер и стало прохладно.