— Я не знаю, что тогда произойдет. Я… я… со мной такого еще не случалось, но я слышала, что опаздывать очень плохо.
И вдруг, словно испытывая неудовлетворение от того, как она выполняла роль хозяйки, Лиана оживилась, схватила меня за руку и вовлекла в танец вместе с другими подобными ей мальчиками и девочками.
В самый разгар веселья Лиана предложила незаметно уйти.
Так мы и поступили. Под прикрытием хоровода остальных девочек и мальчиков мы пробрались к выходу и, очутившись снаружи, весело расхохотались и бросились наперегонки по лесу.
— А теперь пойдем к тебе, сказала она. Мы ведь так договаривались!
Полдень был в самом разгаре. До села оказалось не так уж далеко, мы добрались довольно быстро.
Наш дом расположен прямо на опушке, за ним высится большой холм, потом еще и еще один, всего их — одиннадцать. Холмы окружают село подобно гигантским морским валунам.
На подходе к первому холму раскинулся небольшой лесок, растянувшийся до самых виноградников. В этот лесок мы и зашли, до дома оставалось рукой подать, но именно здесь возникло основное препятствие — вся долина была наполнена мальчишками, гонявшими мяч. Чтобы избежать встречи с ними, нужно было отыскать другой путь.
Мы долго прождали, спрятавшись за кустиком, пока наконец Лиана не потеряла терпение и не сказала решительно:
— Всё, пошли. Мне надоело тут прятаться. И потом, непонятно, почему мы должны их бояться.
Затаив дыхание, мы выбрались из укрытия. В глубине души я очень надеялся, что ребята не узнают меня в новом обличии и не станут приставать к Лиане — у нас ведь всегда цепляются к девчонкам. Итак, мы вышли из укрытия, приблизились к играющим мальчишкам, прошли рядом, но никто ничего даже не заподозрил. Лишь один, молча стоявший в стороне (наверное, его не приняли в игру) внезапно вытаращил глаза, да так и остался стоять, уставившись на нас.
— Ты видела? — спросил я Лиану.
— Что?
— Нас никто не заметил, кроме того тихого мальчика.
— Это потому, что он больше похож на нас, чем на них, — с уверенностью, не допускающей никаких возражений, объяснила Лиана.
Несколько минут спустя мы уже бежали по нашему большому двору. Лиана с любопытством разглядывала все, что попадалось ей навстречу, причем делала это с такой серьезностью, словно хотела запечатлеть все навечно в памяти. Мы пробрались в дом, но не через дверь (она оказалась закрытой — родители еще не вернулись с работы, а бабушка, наверное, отправилась к одной из своих подруг), а через открытое окно. Лиана как зачарованная переходила от одного предмета к другому, трогала их, поглаживала, разглядывала под разными углами, словно хотела убедиться во всех достоинствах материального мира. В конце концов она остановилась на книгах и фотографиях. Книги, правда, ей быстро наскучили, потому что относились к области моих исследований, а вот фотографии заинтересовали надолго. Она отыскала снимок, запечатлевший меня в детстве, и с торжествующим видом сунула мне его под нос:
— Видишь, как он похож на тебя, сегодняшнего?
В самом деле, сходство было поразительное, но оно вызвало у меня лишь желание вернуться обратно к своему настоящему возрасту. Лиана будто разгадала мою мысль.
— Потерпи немного. Разве тебе не хочется побыть еще немного без всех забот взрослой жизни?
Лиана внезапно погрустнела и отложила альбом в сторону. Однако печаль задержалась ненадолго, ее как рукой сняло, лишь только Лиана заметила какую-то безделушку.
— Ой, какая хорошенькая, подари мне ее, пожалуйста!
Это оказалась маленькая резиновая уточка, которая пищала, стоило только на нее надавить.
Разумеется, я подарил ее Лиане не раздумывая. Она засияла от счастья.
Между тем солнце неотвратимо подкатилось к горизонту, и я понял, что пора оторвать Лиану от ее маленьких радостей и возвращаться. Не знаю, что со мной произошло, но я промолчал. Лиана продолжала играть, а я, по правде говоря, тешил себя мыслью, что, может, она останется с нами насовсем. Чего уж там скрывать, я испытывал какую-то необъяснимую привязанность к этому чудесному лесному созданию. Я мечтал о том, чтобы этот день продлился до бесконечности, солнце никогда не заходило и мы беспечно скользили во времени, не изменяясь.
Не помню, сколько утекло времени, но когда последние солнечные лучи соскользнули с поверхности зеркала, Лиана с ужасом схватилась за голову и, затаив дыхание, прошептала:
— Ой, я, кажется, опоздала.
В ее голосе звучало полное отчаяние. Мы бросились обратно по зеленой долине, пересекли поляну и холмы, помню только, что когда мы добрались до леса, солнечный диск еще не скрылся за горизонтом. Вот только старый дуб Лианы находился как раз на другой окраине леса.
Нет, мы не пересекли чащу, а буквально молнией пронзили ее. И все-таки то, чему суждено было случиться, произошло. Когда мы подбежали к старому дубу, вокруг лежали сумеречные тени. Меня мучило чувство вины. Лиана смотрела на меня так, как смотрят на кого-то перед тем, как расстаться навеки. Она провела рукой по моим волосам и сказала:
— Пожалуйста, не беспокойся. Ты очень, очень хороший мальчик.
Она подошла к дереву и попыталась было войти в него со свойственной ей легкостью, но не сумела.
— Тени заперли мой дом, и я не могу войти, — вздохнула Лиана, и ужасный трепет пробежал по ее телу. Она обняла дуб обеими руками и замерла, прильнув к его стволу, безмолвная жертва наступившей ночи.
Непроглядная тьма опустилась на верхушки деревьев, затем — еще ниже, до самой земли. Откуда-то донесся тревожный крик совы, и волна холода захлестнула лес.
Я хотел тихонько позвать ее, боясь, как бы она совсем не замерзла, но не осмелился, такой глубокой была исходящая от нее боль.
Внезапно Лиана стала медленно таять прямо на моих глазах, становясь совсем прозрачной и все поднимаясь и поднимаясь меж ветвей к верхушке дуба.
«Она умирает», — мелькнуло у меня в голове, и я стрелой бросился к Лиане. Я протянул руки к тому месту, на котором всего мгновение назад она обнимала ствол, но ощутил лишь грубую дубовую кору.
«А ведь она говорила, что никогда не умрет», — подумал я в полном смятении от случившегося. И вдруг вздох облегчения пронизал воздух и луч золотисто-зеленого неземного света ударил мне в глаза. Луч поднялся над лесом, некоторое время покружил, словно прощаясь, а затем исчез из виду.
Когда я проснулся, была глубокая ночь. Большая круглая луна заливала почти дневным светом поляну. Я умылся в роднике и снова ощутил себя серьезным человеком, студентом. С улыбкой, полной взрослой снисходительности, я вспомнил о своем сне. Дуб молча и невозмутимо возвышался передо мной, из его кроны всю ночь неслись трели сверчков, как вдруг порыв ветра накинулся на вершину дерева и к моим ногам упала игрушка — маленькая резиновая уточка.
О, если б я мог скупо улыбнуться и сказать безразличным тоном: наверное, здесь играл какой-нибудь ребенок и забыл уточку в ветвях…
ДОЖДЬ
Он стоял, привязанный к столбу на городской площади, оплеванный и осмеянный прохожими, и горько думал, что большинство людей замечает лишь последствия событий, а не их причины, оттого-то они и ошибаются. Не по злобе своей, а по неведению. И при каждом новом оскорблении или брошенном камне он лишь опускал взгляд, чтобы, не дай бог, люди не заподозрили его в жалости к ним. Это еще больше озлобило бы их, ужесточило сердца. Дело не в том, что тогда ему причинили бы еще больше страданий, нет, просто люди совсем потеряли бы человеческий облик. А доводить ближнего своего до такого состояния — безумство, непростительная безответственность.