– И все же мы сами определяем нашу судьбу, ни ветер, ни огонь, ни тьма не вправе диктовать нам, как поступать.
– В этом ты прав, – кивнул Кан. – Скажи, ты ведь давно избрал себе путь, способный вознести тебя к заоблачным высотам?.. – Фэро смотрел на Рана и ловил себя на мысли, что не узнает его и говорит именно с той тьмой, что направляется к Марсу.
– Не совсем так, – покачал тот головой, – скорей я искал свободы от этой тюрьмы, и сегодня я увидел выход из сложившейся ситуации. Сама жизнь указала мне его. С этой силой нам больше не придется прозябать на Марсе, присматривая за обителью Творцов, выживая в этом аду с редкими райскими островками. Мы сами станем творцами, заставим их творить лишь то, что нужно нам!
– Мы существуем лишь благодаря им. И это наш долг – охранять их. Падем мы – падут они, и тогда исчезнет все…
– Ты всегда любил правила, Каи. Весь ваш дом соткан из традиций и многовековых устоев… Но не думал ли ты, что смысл нашей жизни вовсе не в служении, не в слепом исполнении наказов праотцев? – Авил кивнул на плиту, парящую в воздухе. – Не мы заварили эту кашу, и если кто-то хочет поквитаться с Творцами, то почему именно мы должны умирать за них?
– Кто-то должен думать о долге, а не о славе.
– Да-да, только вот никто еще не пробовал, а мы рискнем.
– Ты ведь не слышал шепот ветра? Не видел будущего в огне?
– Признаться, я уже давно глух и слеп к проявлениям острова. Меня волнуют другие вещи, куда как приятнее этого всего, – обвел Ран руками пространство вокруг себя. – Как-никак именно я будущий император, и мой ум занимают другие дела.
– Ты видишь себя правителем Марса… всегда видел, даже в детстве, в первую жизнь своей перводуши, – натянуто улыбнулся Каи, – даже тысячи лет назад, когда бежал к Источнику со всех ног, позабыв обо всем. Ведь из-за жажды славы ты тогда бросил родную сестру умирать? – Обжигающий взгляд Кана скользнул по лицу Авила. Ран с полуулыбкой посмотрел на Фэро, а затем развернулся и окинул взглядом стоявших внизу воинов. – …Неужто ты отречешься от пути хранителя?
– Отрекусь? – удивленно вскинул брови беловолосый глава дома Ран. – Увы, это бремя на всех марсианах навечно. Ну что ты… я просто внесу изменения в это бездумное служение. Для империи это всего лишь армия, защищающая наши интересы… Как давно мы и хотели. Агкин наивно полагал, что император будет на его стороне вечно. Жаль, что он так внезапно умер и корона перешла моему дому. Мне. И теперь я могу реформировать орден и сместить его с пьедестала, тем более что силы у него не осталось. Я упраздняю должность Мастера острова Хранителей… Никто не может быть выше императора. Никто тут не будет выше меня. – Он улыбнулся. – Мой прадед был бы доволен тем, как все обернулось…
Авил сделал шаг к Кану и, понизив голос до шепота, сказал:
– Не волнуйся, мы никому из творцов не позволим покинуть их тюрьму, но и эксперименты ведь никто не запрещал.
– Тебе никто не позволит своевольничать.
– Да-а, – зевнул Авил, – еще вспомни про то, что Творец творцов знал, что все так и будет, и именно поэтому изменил правила. Нас за спиной Агкина было двое, а значит, и новый Мастер неизвестен. Если не проводить ритуальных состязаний, его не будет вовсе. А может, Творец наконец понял, услышал нас? Теперь Марс под властью императора и никакие хранители не будут диктовать ему свою волю или, того хуже, волю старой книжки, оставленной неизвестно кем! Сила их умерла и на смену придет новая, могучая и способная дать нам все.
Фэро стиснул зубы, но в целом оставался спокойным. Опустив глаза, он посмотрел на край медальона, что держал в руке. От него только что отвалился черный кусочек, открывая золотую поверхность. Незаметно он провел пальцем по поверхности и с удивлением обнаружил, что черный слой снялся, будто пыль. Холодный ветер коснулся лица Кана, мужчина сжал медальон крепче и убрал его в карман.
– Я бы на твоем месте, – повернулся к нему Авил, – больше беспокоился о себе. Как-никак вас первых исключат из наших рядов. Как глава дома Ран и как император Марса я… – Он осекся, когда увидел, что Фэро потянулся за мечами, и сделал шаг назад, отступая. – Ч-что т-ты задумал?..
Кан обнажил мечи и сделал пару шагов к огню. Его взгляд был устремлен на каменную плиту. Скользя по тексту, который менялся на глазах, он вдруг заметил забытое слово, потерянное в веках, и символ, что давно не являл себя миру. Восьмиконечная звезда, заключенная в треугольник, разгоралась все сильней, поднимаясь к вершине плиты. Подойдя ближе, Фэро заметил тонкую нить трещины, идущей от самого верха до середины. Снизу донеслись возмущенные возгласы и негодование, перемешанное с непониманием происходящего. Кто-то даже поспешил расчехлить оружие, но двое южан тут же обнажили свои клинки, выходя вперед.