Предупреждение, сделанное наполовину веселым, а наполовину грозным тоном, подействовало. Негодяй, ругаясь и грозясь вполголоса, направился в сторону Стежковой и вскоре исчез в сгущающихся сумерках.
Гневош с поклоном подошел к стоящей неподалеку и дрожащей еще от испуга девушке.
— Прошу простить такую грубую сцену, но я не мог найти другого способа, чтобы избавить вас от этого назойливого типа. Разрешите представиться — инженер Ян Гневош, к вашим услугам.
Она протянула ему руку.
— Благодарю вас. Меня зовут Людвика Кшемуская.
— Я должен вас проводить, даже если это будет против вашей воли. Этот апаш может еще вернуться.
— С удовольствием воспользуюсь вашей любезностью.
Они направились в сторону Веселой. Энергия Гневоша, разбуженная физической борьбой, нашла выход в оживленной беседе.
— Угораздило же вас возвращаться сегодня с прогулки по Лесной позднее обычного!
Она растерянно подняла на него прелестные голубые глаза:
— Позднее обычного? Так вы и раньше видели меня на этой улице?
— С прошлой осени я встречаю вас на Лесной улице ежедневно.
Наступило неловко молчание. Он чувствовал, что девушка не рада тому, что кто-то открыл ее загадочные прогулки.
— Вы, наверное, живете на этой улице? — попыталась она прояснить ситуацию.
— Нет. Я живу дальше, на Стежковой.
— Значит вам нужно каждый день проходить по Лесной?
— Не обязательно. Для того, чтобы попасть в город, у меня есть другая, более короткая дорога.
— Тогда я не понимаю, на каком основании вы утверждаете, что с осени я ежедневно хожу по Лесной.
Он дружелюбно на нее посмотрел.
— А если бы у меня был особый повод для ежедневных прогулок по Лесной? Если бы и меня непреодолимо тянуло в этот уголок?
Панна Кшемуская вдруг остановилась. В свете уличного фонаря ее лицо казалось необычайно взволнованным.
— Значит, и вас связывают с этой улицей воспоминания?
Тогда Гневош ей во всем признался. Она слушала с глубоким интересом, и когда он закончил, тихо спросила:
— Значит, вы ее так сильно любили?
А когда он молчал, глядя ей в глаза, она сжала его руку:
— Какой же вы бедный, очень бедный.
Он наклонился и с благоговением коснулся губами ее руки. И снова они шли некоторое время в молчании. Потом она рассказала ему о себе. Она была дочерью эмигранта, владельца медных рудников в Австралии. Шесть лет назад отец послал ее в Польшу, которая была ей незнакома, поскольку она родилась на чужбине, в Сиднее. В Варшаве под присмотром старой тетки она закончила среднюю школу и университет. Во время учебы в университете она обручилась с молодым, перспективным ученым. Их свадьба должна была состояться в конце мая прошлого года. За несколько дней до свадьбы Мечислав неожиданно заболел менингитом. В течение недели болезнь ужасным образом истощила его организм. Он умер в последний день мая. Лесная улица была любимым местом их прогулок.
Лаконичный, сведенный практически к короткому отчету рассказ панны Кшемуской произвел на Гневоша сильное впечатление. Но за скупыми, укрытыми под вуалью стыдливости словами дремала бездна пережитых страданий. «Тишина голубизны»[7], покоящаяся на прекрасном лице серьезной панны Людвики, была лишь поверхностью, под которой клубился сонм воспоминаний и терзающей душу боли.
Когда они расставались возле ближайшей трамвайной остановки, то оба чувствовали, что их уже объединяют сильные, прочные узы симпатии.
— Капризная случайность привела нас, товарищей по несчастью, в одно и то же место, — говорил он, пожимая ей на прощание руку.
— Случайность? — с сомнением отвечала она. — Я не верю в случайность.
— Значит, судьба?
Ответа не последовало. Унес его с собой трамвайный вагон.
С тех пор они совершали совместные прогулки. Сначала по Лесной, потом, когда наступили погожие летние дни, — за город, в ольховую рощу. Людвика любила, когда он рассказывал ей о себе. Его фамилия была ей известна из журналов и докладов Психиатрического общества, которые она время от времени просматривала. Его медиумические способности, видимо, ее сильно заинтересовали, и она просила подробно рассказывать ей об их развитии. Гневош делал это неохотно и абсолютно перед ней не укрывал, что борется с медиумизмом, считая его своим злейшим врагом. Поэтому она вскоре перестала настаивать и их разговоры приобрели более жизнерадостный характер. Однажды она с оттенком сомнения спросила, не взял бы он ее с собой на могилу Кристины. Это просьба его растрогала.
7
«Тишина голубизны» (пол. c