Руми исхудала и осунулась, но не пала духом и не тратит надежды на то, что скоро придет помощь. Через Помаре она посылала Хуанако поклон, а королю письмо на свитке из таппы, в котором якобы сообщала важные сведения о силе и расположении войск черных.
Чандаура внимательно выслушал донесение, взял письмо и созвал военный совет. Было решено, что Изана и Ксингу останутся на месте и будут дальше охранять перевалы, а король с остальными воинами ранним утром следующего дня спустится в долины Юга. Подробный план атаки Чандаура собирался разработать сам, после того как ознакомится с содержанием письма Руми. Это письмо, спрятанное на груди под солдатским пончо, ускоряло биение его сердца и вызывало сладкое волнение. Наконец, поздним вечером, он остался один в своем полевом шатре. При свете коптилки он развернул старательно склеенный смолой каучукового дерева рулон и обнаружил внутри него слова, начертанные красивыми, с художественным вкусом выполненными пиктограммами:
«Доверяй и будь спокоен! Я под опекой бога Ману и твоей звезды».
Он улыбнулся.
Значит, она помнила о нем и чувствовала, как ему близка. Эти несколько слов и невинная ложь, которые были предлогом для письма — сколько же они скрывали в себе чудесных для него откровений. Как укреплялись между ними тайные узы! Разве не содержалось в этих словах признание того, что, кроме важных вопросов, касающихся веры и народа, решается еще один важный вопрос — вопрос, касающийся их обоих?
Взволнованный и полон восхищения перед женской изобретательностью, он прижал письмо к сердцу и долго ночью услаждал им свою душу.
Столица черных итонган была отдалена от северных склонов горного хребта на десять миль. С севера ее окружали девственные леса, берущие начало у самых склонов огромного горного массива, который пересекал остров поперек, с востока на запад, и с обеих сторон нависал над морем крутыми, почти вертикальными базальтовыми стенами. Эти дикие, первобытные леса были теперь единственной натуральной защитой государства Тармакоре, но и для врага представляли немалую ценность, поскольку в них можно было укрываться и незаметно перемещать отряды. Атахуальпа, воодушевленный успехом, настаивал на проведении однодневного кавалерийского рейда, целью которого было бы, преодолев пущу, штурмом взять лагерь черных. Нгахуэ, осторожный и мнительный, предостерегал перед возможными засадами, на которые легко наткнуться в малознакомой, бездорожной и полной болот лесной глуши.
Старого вождя поддержал Помаре, единственный несомненный знаток тех мест. По мнению этого опытного разведчика не могло быть и речи о том, чтобы в течение одного дня пересечь пущу. Дорог в собственном смысле этого слова там не было, а извилистые тропинки, размокшие и заболоченные из-за ливней, значительно утруднили бы продвижение конных групп. В связи с этим Чандаура разделил воинов на три отряда. В авангарде шли Нгахуэ с Помаре в качестве проводника, потом — король с главным корпусом, а замыкала поход тыловая охрана под командованием Атахуальпы.
Предположения Нгахуэ оправдались. Они продвигались очень медленно. Лошади с навьюченным на них боевым снаряжением и мешками с провиантом глубоко увязали в болотистой жиже. Людям приходилось в основном идти пешком и вести лошадей под узду. Предполагаемый «однодневный рейд» превратился в тяжелый, полный неожиданных преград, трехдневный поход. Только на рассвете четвертого дня пуща начала редеть и сквозь деревья стал проглядывать зеленый простор равнины. Чандаура остановил продвижение и приказал всем отдыхать перед атакой. Меры предосторожности были удвоены, потому что в любую минуту можно было наткнуться на разведывательные отряды противника. Отправленный с разъездом Помаре принес известие, что на расстоянии полуверсты он встретил расположившихся лагерем воинов. Главное сосредоточение сил черных было уже близко. Заслонял их только небольшой холм, поросший кустарником мульги — видом карликовых акаций с ядовитыми шипами.