— Ксингу прав, — одобрил совет вождя Питерсон. — Джон, надо перед ними показаться и выступить. Может быть, мы еще сможем подавить это движение в зародыше.
Они вышли из толдо и с горящими факелами вбежали на территорию казарм. Чандаура, спокойный и не потерявший самообладания, встал на возвышении посередине лагеря. Его сильный и звучный, как бронзовый колокол, голос снова стал призывать солдат к послушанию:
— Воины племени итонго, вожди и солдаты! Не стыдно ли вам, поверив нашептываниям глупой и мстительной женщины, позабыть о вашей преданности королю и разжигать пламя мятежа? Товарищи по оружию и боевые соратники, прославившие имя светлых итонган и ставшие хозяевами всего острова, в тяжелую годину бунта и предательства я призываю вас на свою сторону. Пусть же ваши уши не внимают лживым и клеветническим слухам. Солдаты, не забывайте о наших совместных ратных трудах и победоносных походах!
Ответом ему были протяжные, восторженные крики:
— Да здравствует король Чандаура и его вождь Атахуальпа!
На сей раз ситуацию удалось спасти. Пятьсот отважных, укрепившихся в верности солдат перешло на сторону короля. Их значительно усилил отряд из трехсот воинов личной гвардии короля, которые, под командованием Чантопиру, как раз в эту минуту вошли на центральную площадь. Король сформировал четыре отряда по двести людей и отдал их под командование Атахуальпы, Изаны, Ксингу и Чантопиру. Под бряцанье оружия и фырканье отдохнувших коней они двинулись двумя колоннами к резиденции короля.
Вставал рассвет и первый блеск зари розовыми ладонями разгонял утренний туман. Эта часть селения словно вымерла. Появление среди ночи королевского духа приобрело силу отпугивающего заклинания. Окрестности толдо находилась под охраной могущественного табу его владельца. Пустыми улицами они прошли в западную часть селения и бдительным кольцом окружили дом короля. С бьющимся сердцем Чандаура открыл двери и вошел. Его шею обняли теплые, смуглые руки, и к губам прильнул ее сладкий поцелуй.
— Руми!
Вокруг толдо закипела работа. Солдаты рыли окопы и насыпали валы. За несколько часов дом Чандауры превратился в крепость. С трех сторон из земли выросли трехметровые насыпи ощетинившиеся колами. Тылы со стороны сада были под прикрытием огромных базальтовых утесов и валунов — продолжения глубоко врезавшихся в сушу прибрежных скал.
Около полудня стражники сообщили, что из глубины селения приближается сильный, вооруженный отряд. Подойдя на расстояние полета копья, они подали знак, что хотят выслать парламентариев. Чандаура выразил согласие. Тогда на площадь перед толдо самоуверенно вошло десять воинов. Ими командовали Амакра и Араваки. Они надменно поклонились, а колдун произнес скрипучим, напоминающим скрежет сороки голосом:
— От имени Совета Старейшин мы требуем, что бы ты, Чандаура, выдал нам распутную жрицу Руми, которая укрывается под твоим кровом. Если ты выполнишь наши требования, то будешь править итонганами в мире и спокойствии до конца своих дней.
Король вызывающе усмехнулся.
— А что будет, если я не исполню ваши дерзкие требования?
— Будет никому не нужное кровопролитие. Когда Нгахуэ узнает причину раздора с королем, он несомненно, встанет на нашу сторону. Нас уже сейчас несколько тысяч, а вас — жалкая горсточка. Отдай нам безбожницу Руми!
Чандаура приблизил к колдуну искаженное гневом и презрением лицо.
— Отдать вам Руми? Вам, глупцам и кровопийцам, доверить цвет королевской крови? Никогда! Я сам себе плюнул бы в лицо, поступи я так. Уж лучше погибнуть!
Амакра, испугавшись королевского гнева, невольно отступил на несколько шагов.
— Так каково же твое последнее слово, Чандаура?
— Ты его услышал.
В гробовой тишине делегация покинула площадь. Кости были брошены. Около четырех часов дня отправленный в разведку Чантопиру вернулся с сообщением, что к мятежникам прибыло подкрепление. Исчезнувший много лет тому назад Махана снова дал о себе знать и, спустившись с гор, привел с собой отряд, состоящий из трехсот человек. Плохая весть разнеслась по королевскому лагерю с быстротой заразы и омрачила сердца. Боевой дух воинов пошатнулся и начал слабеть…
Вечером, когда стало смеркаться, в главной комнате королевского толдо засело за столом четверо человек — Гневош, Питерсон, Руми и Ваймути. Угнетающая атмосфера наполняла дом и душила, словно морок. Сидели молча. Каждый из них как будто боялся, что первое сказанное слово выкристаллизует ужасную правду. Но капитан, наконец, решился прервать тишину: