Между прочим, не без участия Волошина состоялся сам переезд Гринов в Крым. Свидетельства об этом, правда, совершенно противоположны. Мария Степановна говорит: «Мы вытащили Гринов из Петербурга», Нина же Николаевна утверждает, что в ответ на расспросы о Феодосии Волошин рассказывал о ней «ужасы»… Последнее вполне вероятно, ибо обожавший всякие розыгрыши Волошин мог начать «отпугивать» Грина. Однако верно и то, что человек часто склонен поступать вопреки даваемым ему советам, — и Волошин как раз это мог почувствовать в настороженном и противоречивом Грине…
Именно в Коктебеле у Грина родился замысел «Бегущей по волнам». В Доме поэта среди разнообразных, со всего света вещиц до сих пор хранится небольшой, причудливой формы корешок, похожий на какое-то живое существо на растопыренных ногах. Однажды эта вытянутая, устремленная вперед деревяшка лежала в мастерской на некрашеном, в расплывах и бороздках годичных колец столе, и Максимилиан Александрович, указывая на нее, сказал: «Смотрите, она совсем бежит по волнам!» Этот случайный разговор и эта неказистая «безделушка» дали толчок сложному и изящному роману о власти Несбывшегося над человеком… (Кстати, «Бегущую» Волошин особенно ценил и Е. Павловой, например, сам дал эту книгу Грина, сказав: «Ты полюби эту книжку и его (Грина) полюби…»).
О добрососедских, дружеских отношениях двух писателей говорят и 3 письма Грина к Волошину, сохранившиеся в архиве Дома поэта и переданные сейчас в Институт русской литературы в Ленинграде. Первое, от 30 апреля 1926 года, отправлено в Коктебель из Москвы:
«Дорогой Максимилиан Александрович! Я очень прошу Вас, прошу очень, не сможете ли Вы предоставить нынче, сроком на 1 месяц, угол у себя на даче писателю Дмитрию Ивановичу Шепеленко. Его знают с лучшей стороны Пимен Карпов, В. Инбер, Д. Д. Благой и целый ряд лиц, которых даже трудно вспомнить по имени. Встречал его у меня м(ежду) п(рочим) В. В. Вересаев. Он одинок, 30 лет, не курит, не пьет, вегетарианец, хорошо воспитан и деликатен. Он не здоров, у него сердце не в порядке, и он очень беден, т(ак) ч(то) Вы совершили бы истинное благодеяние. Деньгами на 1 месяц и проездом взад-вперед он обеспечен. Я могу поручиться за него во всех отношениях.
Вы крайне обяжете меня, если ответите лаконичной телеграммой в одно слово: „Да — нет“. Мы в Ц.К.Б.У. (Пречистенская наб. д. 5) (дом отдыха Центральной комиссии по улучшению быта ученых.— В. К.) и приедем домой к концу Пасхальной недели. Москва сплошной ремингтон, и так надоела, что взоры наши всегда обращены к Югу, и только туда.
Сердечный привет Вам и Марии Степановне.
Вересаев работает над Пушкиным; некоторые места поразительны.
Еще две записки адресованы в Коктебель из Феодосии:
«8 ноября.
Дорогой Максимилиан Александрович!
Будьте добры, сообщите московский адрес проф(ессора) Розанова Матвея Никаноровича. Я его потерял, а ему надо послать книги.
Когда будете в городе, милости прошу, зайдите, мы недавно приехали.
Привет Марии Степановне.
«Дорогой Максимилиан Александрович!
Как Вы знаете, я плохой советчик по части стихов. Тов. Денисов обратился ко мне, как к опытному лицу, а я не знаю. Может быть, Вы поговорите с ним? Я же беру на себя смелость посоветовать ему побывать у Вас. Когда к нам заглянете?
Привет Марье Степановне! Привет Вам!
В последний раз Грин и Волошин встретились 22 апреля 1932 года. Александр Степанович подарил Максимилиану Александровичу камешек с пляжа, и Волошин, чувствовавший, что эта встреча последняя, отметил его, написав: «Дар Грина 22.IV.1932 г.». Через два месяца с небольшим (8 июля) А. Грин умер. А еще через месяц (11 августа) не стало и Волошина…
Всеволод Рождественский
Поэт собирался в Коктебель еще в 1924 году, но поездка не состоялась. В мае 1925-го, в тридцатую годовщину литературной деятельности Волошина, Рождественский писал ему: «С первых же строчек о Дэлосе в „Аполлоне“ началась моя дружба с Вашим прекрасным стихом… Ваше имя — в числе немногих моих учителей и, если я умею немного точить слово, то это в большой степени и Ваша вина».