виях мужу, с такой обратился молитвой // К Зевсу: «О Зевс, наш отец и владыка, не буду богами // Боле честим я, когда мной ругаться начнут феакийцы, // Смертные люди, хотя и божественной нашей породы; // Ведал всегда я, что в дом свой, немало тревог испытавши, // Должен вступить Одиссей; я не мог у него возвращенья // Вовсе похитить: ты прежде уж суд произнес свой. // Ныне ж его феакийцы в своем корабле до Итаки // Спящего, мне вопреки, довезли, наперед одаривши // Золотом, медью и множеством риз, драгоценно-сотканных, // Так изобильно, что даже из Трои подобной добычи // Он не привез бы, когда б беспрепятственно в дом возвратился». // Гневному богу ответствовал туч собиратель Кронион: // «Странное слово сказал ты, могучий земли колебатель; // Ты ль не в чести у богов, и возможно ль, чтоб лучший, // Старший и силою первый не чтим был от младших и низших? // Если же кто из людей земнородных, с тобою не равных // Силой и властью, тебя не почтит, накажи беспощадно. // Действуй теперь, как желаешь ты сам, как приятнее сердцу». // Бог Посейдон, колебатель земли, отвечал Громовержцу: // «Смело б я действовать стал, о Зевес чернооблачный, если б // Силы великой твоей и тебя раздражить не страшился; // Ныне же мной феакийский прекрасный корабль, Одиссея // В землю его проводивший и морем обратно плывущий, // Будет разбит, чтоб вперед уж они по водам не дерзали // Всех провожать; и горою великой задвину их город». // Гневному богу ответствовал так Громовержец Кронион: // «Друг Посейдон, полагаю, что самое лучшее будет, // Если (когда подходящий корабль издалека увидят // Жители града) его перед ними в утес обратишь ты, // Образ плывущего судна ему сохранивши, чтоб чудо // Всех изумило; потом ты горою задвинешь их город». // Слово такое услышав, могучий земли колебатель // В Схерию, где обитал феакийский народ, устремился // Ждать корабля. И корабль, обтекатель морей, приближался // Быстро. К нему подошед, колебатель земли во мгновенье // В камень его обратил и ударом ладони к морскому // Дну основанием крепко притиснул; потом удалился. // Шумно словами крылатыми спрашивать стали друг друга // Веслолюбивые, смелые гости морей феакийцы, // Глядя один на другого и так меж собой рассуждая: // «Горе! Кто вдруг на водах оковал наш корабль быстроходный, // К берегу шедший? Его уж вдали различали мы ясно». // Так говорили они, не постигнув того, что случилось. // К ним обратился тогда Алкиной и сказал: «Феакийцы, // Горе! Я вижу, что ныне сбылося все то, что отец мой // Мне предсказал, говоря, как на нас Посейдон негодует // Сильно за то, что развозим мы всех по морям безопасно. // Некогда, он утверждал, феакийский корабль, проводивший // Странника в землю его, возвращался морем туманным, // Будет разбит Посейдоном, который высокой горою // Град наш задвинет. Так мне говорил он, и все совершилось. // Вы ж, феакийские люди, исполните то, что скажу вам: // С этой поры мы не станем уже по морям, как бывало, // Странников, наш посещающих град, провожать; Посейдону ж // В жертву немедля двенадцать быков принесем, чтоб на милость // Он преклонился и града горой не задвинул великой». // Так он сказал, и быков приготовил на жертву объятый // Страхом народ; и, усердно молясь Посейдону-владыке, // Все феакийские старцы, вожди и вельможи стояли // Вкруг алтаря…» И вот в довольно живописной скале – островке Коловри у Палеокастрицы и видят тот самый окаменевший корабль; при этом приходится домысливать, исходя из текста и всего происшествия, что именно в Палеокастрице была столица феаков. Поэтому большую популярность обрела версия, что окаменевший корабль находится как раз недалеко от так называемой Старой Керкиры – античного города, расположенного совершенно рядом с ныне существующим городом Керкирой. На юге последнего – местечко Канони (названное так из-за стоящей там на почетном месте ушаковской пушки – по-гречески κανόνι), напротив него – островок с Влахернским монастырем, а чуть поодаль – островок Пондикониси (с переводе с греческого ποντικός, ποντίκι – «мышь», а ποντικίσιος – «мышиный») с поздневизантийским храмом (обо всем этом позднее будет сказано подробнее) – вот якобы этот мышиный остров и есть окаменевший корабль феаков. Главное, на своем месте, рядом с античной столицей. Однако нельзя не отметить, что сочетания западного побережья прибытия Одиссея и восточного града Алкиноя на месте нынешней столицы острова не происходит, иначе бедной царевне Навсикае пришлось бы отправляться на стирку белья поперек всего острова… Наконец, Прокопий говорит о третьем месте – очевидно, Кассиопи, где, как надо понимать из текста, в его время (VI век н. э.), видимо, стоял искусственно созданный легендарный корабль (правда, во время Одиссея Кассиопи еще не существовало, ибо возникновение этого поселения относится, по разным версиям, к III–II вв. до н. э. (об этом см. ниже главы 8–9): «Корабль, сделанный из белого камня, который в земле феаков стоит у их берега, как некоторые думают, и есть тот самый корабль, который доставил Одиссея в Итаку, после того как феаки гостеприимно приняли Одиссея. Но этот корабль не монолитный, но составлен из многих камней и на нем высечена надпись, которая совершенно точно заявляет, что он поставлен одним из купцов в давние времена как посвящение Зевсу‐Касию. Некогда жители этой страны почитали Зевса‐Касия; поэтому и город, в котором стоит этот корабль, до этого времени называется Касопа».