Растрёпанная и напуганная шайка крыс остановилась в чаще леса, когда бежать дальше уже не было сил. Они рухнули на берегу ручья, отмачивая ожоги и выплёвывая чайные листья.
Поскребун стонал и прикладывал мокрый ил к обваренной спине.
— У-у-у-у… Чем это они в нас?
Фледди пострадал меньше всех. Он облизал лапу, на которую попало немного горячей жидкости.
— Не знаю чем, но вкус приятный.
Обблер обнюхал лапу партнёра.
— И запах тоже. Не то что это болото, в которое мы ныряли. Га-га-га, гляньте на Пробку, у него шикарный шлем!
Пробкохвост ковылял последним. Голова его застряла в слетевшем сверху чайнике. Носик прижал одно ухо, ручка торчала над другим. Край чайника закрыл один глаз полностью, другой едва виднелся, помогая хозяину разбирать дорогу. Шайка дико захохотала над потешным обликом товарища, забыв собственные горести.
— Помогите лучше стащить эту «шляпу»!
Бумм! Чайник стукнулся о ствол дерева, Пробкохвост споткнулся о вытянутые лапы Хриплого Обжоры. Атаман сидел, привалившись спиной к дереву. Он грубо зарычал:
— Отвали! Сам снимай! Не видишь, ранен я.
Жабий Глаз прекратил раскачивать зуб, который в сумятице повредила чья-то нечаянная лапа.
— Куда ранен, шеф?
— Не твоя забота, кривой черт!
Не поднимаясь, Хриплый Обжора свирепо забормотал:
— Адовы Врата и чаны с кровью… Этот Рэдволл ещё меня попомнит… кипятком зарыдают, гады… день проклянут, когда меня обидели…
Трезубец, потерявший последние зубы, ощупывал громадную шишку на ошпаренном лбу, скулил и шепелявил:
— Шпашибо, вождь, больше я к этой крепошти не шунушь…
Хриплый Обжора вскочил и с занесённой над головой саблей понёсся за Трезубцем по берегу.
— Куда пошлю, туда и сунешься! А ну, живо назад!
Вслед атаману снова дико заржала вся шайка. Крысы указывали на бесхвостый зад Хриплого Обжоры, стонали, хватались за животы и за стволы деревьев.
— Го-го-го-го! Хвост потерял!
— Ой-ей, не могу! У Пробкохвоста хоть обрубок остался, а Хрип-то совсем голозадый! А-ха-ха-ха-хах!
Атаман круто развернулся спиной к каким-то кустикам и свирепо уставился на весельчаков.
— Смешно? Ну-ка, кому ещё смешно? Ещё хоть улыбочку замечу, вырежу вместе с языком…
Воцарилось мрачное молчание. Все вернулись к своим собственным болячкам. Когда чайник опустился на голову Пробкохвоста, он дико задёргался, стараясь освободиться; верёвка с привязанной к ней атаманской саблей обмоталась вокруг его ноги. Атаман неудачно подвернулся под беспорядочно крутящийся клинок и в мгновение ока лишился хвоста. Больно было, конечно, очень больно. Но унижение вожака, потерявшего хвост, затмевало боль. Срочно надо было восстанавливать утраченный авторитет. Хриплый Обжора напялил на физиономию самую свирепую гримасу и, чеканя каждое слово, проскрежетал:
— Я хвост в бою потерял, нет стыда в этом, вот. Но кровью клянусь, да, ещё не кончится сезон, как я надену плащ из хвостов тех, кто живёт в этом Рэдволле. Да, а на шею ожерелье из глаз их!
Крысы молчали. Они понимали, что атаман верит в то, что обещает.
Тайра спала здоровым сном, не подозревая, что происходит на западной стене. Во сне ей представилось громадное каменное помещение. Лоб овевал прохладный ветерок, сзади что-то пригревало спину. Её не интересовала скальная пещера, в которой она находилась, не чувствовала она и потребности обернуться и поглядеть на источник тепла. Взгляд её приковала панорама бескрайнего моря, вид, открывающийся из широкого окна, перед которым стояла молодая выдра. Она смотрела куда-то между береговой линией и горизонтом. Тайра понимала, что находится высоко над уровнем воды. И чувствовала, что рядом с ней стоит Мартин Воитель. Она услышала его звучный голос.
— Дева Живой Воды, внимай словам Королевы. Внимай и запечатлей их в памяти, ибо жизнь твоя зависит от этих слов.
Мартин сверкнул мечом в том направлении, куда смотрела Тайра. В освещённых луною волнах возникла неясная тень. Тайра почувствовала, что перед нею опять появилась леди-воительница, выдра из предыдущего сна. Закутанная в плащ, в надвинутом на брови капюшоне. Лица не видно, чёрная дыра капюшона зияет пустотой, но голос… тот же мелодичный, но повелевающий.