Местные власти после передачи Окинавы Японии планировали коренную перестройку экономики Кодзы. Этот единственный во всей Японии город, чье название не пишется иероглифами, решили переименовать в город Окинаву, присоединив к нему прибрежную деревню, где намечалось строительство крупнейшего на острове грузового порта. Сам город должен был стать важным промышленным и туристским центром, а авиабаза Кадэна — гражданским международным аэропортом. Но из перевоплощения Кодзы ничего не получилось — она не стала мирным городом. Новое название мелькнуло на нескольких географических картах и исчезло. В расписаниях автобусов на окинавских автовокзалах по-прежнему фигурирует «Кодза». Старая суть — старое название.
В нашем павильоне на «Экспо» мне довелось беседовать с молодым жителем этого города по фамилии Хига, который работал механиком на одной из американских баз. Хига сказал, что, как и большинство окинавцев, он хочет видеть свою родину свободной от баз и полигонов.
— Ты же потеряешь работу и, возможно, не скоро найдешь новую?
— Да, это так, — задумчиво ответил он. — Но наш остров будет свободным, а временные трудности, мы постепенно преодолеем. Мы гостеприимный народ. Пусть американцы приезжают к нам как туристы, а не хозяйничают на нашей земле.
До настоящего времени выступления окинавцев против американских военных баз и петиции властей префектуры наталкиваются на глухую стену. Возвращение Окинавы Японии пошло Пентагону на руку. Его агрессивные планы теперь под защитой японского закона и правительства. Очевидно, в Токио рассчитывают на покорный и терпеливый характер окинавцев. Ошибочный расчет. Потомки древних жителей королевства Рюкю устанут, наконец, ждать, когда из «земли богов» к ним снизойдет счастье, и сами добудут его в нелегкой и неравной борьбе с американскими штыками и японскими полицейскими дубинками.
— Зачем вам мое имя? Я такой же как все военные летчики, майор ВВС.
Человек в ковбойке и брюках фирмы «Ливайс» от смущения почесал свой бритый затылок. Прически у всех военных одинаково короткие, но брюки с фирменной этикеткой говорили о том, что передо мной старший офицер. Служивые пониже рангом и помоложе обычно носят за пределами баз джинсы.
Немногие пилоты Кадэны оказались словоохотливыми собеседниками, некоторые, как и морские пехотинцы, вообще не вступали в разговор. Майору, который не хотел выделять себя из общей массы, я задал всего несколько вопросов:
— Почему вы пошли в ВВС?
— Я люблю путешествовать. Хотел посмотреть мир. У ВВС для этого самые широкие возможности.
— Насколько вам это удалось?
— Я не летал только в коммунистические страны. Из Кадэны можно попасть куда угодно. В последние годы я дважды бывал в ЮАР, был, в Турции, Иране, Пакистане, Таиланде, во Вьетнаме. В этой стране мне особенно понравилась природа и пляжи, а женщины там — просто чудо.
— Выходит, вы там отдыхали?
— Нет, работал.
— ???
— Не удивляйтесь. Хирург делает свою работу, военный летчик — свою. Я летал главным образом над Южным Вьетнамом, а точнее, над провинцией Куангчи…
Шокирующее сравнение. Врач спасает людей от смерти, возвращает здоровье. Несколько часов не отходил от операционного стола хирург-вьетнамец, чтобы жил искалеченный воздушным пиратом человек, а тому нужно было только открыть бомболюк — дальше конвейер смерти работал без его участия. Майор не знает, скольких детей он сделал сиротами. Впрочем, подробности о своей «работе», во Вьетнаме он рассказывать не стал. Боялся, что его не так поймут.
Не поймут его и молодые коллеги, не запятнавшие себя кровью невинных жертв. Профессия убийцы многим курсантам военных училищ сегодня не импонирует. Даже в самом привилегированном из них — Уэст-Пойнте, по свидетельству западногерманского журнала «Шпигель», заговорили об этике. Там учат, что слепо выполнять приказ, каким бы он ни был, нельзя.
Несколько лет назад такое утверждение в этих стенах сочли бы кощунством. Но «фельдфебелям» и «Вольтерам» из Пентагона приходится изворачиваться. Слушателей теперь волнует вопрос, не могут ли из них сделать палачей наподобие лейтенанта Колли. Он ведь тоже «всего лишь исполнял приказ». Будущие пилоты спрашивают, есть ли моральная разница между расстрелом мирных жителей на земле и убийством их с воздуха. Даже видавший виды начальник военно-морского училища в Аннаполисе растерялся. «На этот вопрос нет однозначного ответа», — выдавил он после долгих раздумий.
Перемены в международных отношениях оказывают влияние и на вооруженные силы США, даже несмотря на то, что в аудиториях Кадэны и лагеря Хансен разрядка преподносится в своеобразной интерпретации Пентагона. Солдаты и офицеры на Окинаве — этом «передовом бастионе свободного мира» думают порою совсем не так, как хотелось бы в министерстве обороны.
Открытие «Экспо-75» совпало по времени с важным событием в освоении космоса, в истории американо-советских отношений. Стыковались космические корабли «Союз» и «Аполлон», высоко над землей пожали друг другу руки космонавты СССР и США.
За полтора года до этого я присутствовал на диспуте советских и американских студентов в Московском государственном университете. Кто-то из американцев назвал тогда предстоявшую стыковку внешне эффектным фактом для прессы, не способным затронуть души простых русских и американцев. Прогноз оказался в корне неверным.
Я перебираю сейчас в памяти все, связанное с моим пребыванием на Окинаве, и могу сказать, что самое сильное впечатление осталось от тех незабываемых дней на «Экспо», когда стриженые парни в джинсах подходили к нам и жали руки, поздравляя с совместной стыковкой. Они были совершенно искренне рады тому, что с советскими людьми можно сотрудничать и укреплять дружбу.
Капитан ВВС Боб Пиппин пришел в наш павильон в костюме для народных танцев с партнершей в пышной пачке: офицерские клубы устраивали на выставке свои представления. Беседа настолько увлекла его, что забытая дама так и ушла одна. Капитан говорил о политике, используя ковбойские мотивы:
— В баре за столом сидят два ковбоя. Кольт Билла направлен на Джона, дуло Джона смотрит прямо в грудь Билла. Кто бы из них первым ни выстрелил, получит в ответ смертельную пулю. Поэтому никто из них не стреляет. Они пытаются уговорить друг друга бросить оружие. Но каждый боится сделать это первым. Вдруг да его примеру не последуют!
Круглое лицо моего собеседника даже покраснело от напряжения, как будто он решал задачу великой важности.
— Я имею в виду наши страны. И мы понимаем, и вы понимаете, что гонка вооружений бессмысленна. Нашей стране позарез необходимы те миллиарды, которые идут на ракеты и самолеты, вашей — тоже. Но мы военные, наше дело получить приказ и действовать. Пусть договариваются политики.
Рассказ про ковбоев не так уже оригинален. На миф о «советской угрозе» американские газеты не жалеют бумаги, а радио и телевидение — времени. В казармах идею об «агрессивности» Советского Союза вдалбливают с еще большим рвением.
Неудивительно, что многие из расквартированных на Окинаве солдат и офицеров верят в постулаты «холодной войны». Боб Пиппин тоже не безгрешен. Но его действительно беспокоит то, что соотечественникам в Штатах не живется лучше оттого, что в Кадэне становится больше самолетов.
Еще одна встреча в павильоне заставила предаться воспоминаниям. В сентябре 1973 года вместе с корреспондентом американской газеты, «Крисчен сайенс монитор» Лео Грулевым я побывал на воинском кладбище в Полтаве. Там среди могил советских воинов похоронены два американских летчика — Рэймонд Эстеле и Джозеф Кукачек. Они погибли во время налета фашистов на аэродром, который в годы войны советские и американские самолеты использовали совместно. И вот спустя два года их боевой товарищ пришел к нам.