О том, что со мною произошло, я упомянул оперировавшему меня хирургу, — просто к слову пришлось, без всякой задней мысли. Он начисто отверг мою теорию гаснущих нейронов, поскольку все полеты над телом проходили под писк ровной линии ЭЭГ, и предложил помощь специалиста. Я отказался. Не хотелось прославиться как «гонщик, видевший свет в тоннеле» или «тот чокнутый с внетелесным опытом».
Вместо этого я всю энергию употребил на восстановительную физиотерапию, надеясь уже в марте вскочить в старое седло — как раз ко времени очередных заездов кубка Уинстона… И в ту пору даже не догадывался, что расстался с гонками навсегда.
— О чем думаешь? — поинтересовалась Пита. Запрокинув лицо, она вглядывалась в бушующую над нами грозу.
Я заморгал, оказавшись выдернутым в день сегодняшний, в холод, дождь и ветер. Собрался было что-нибудь сочинить, наврать с три короба, потому что всякий раз, когда речь заходила об аварии, мы с Питой устраивали ссоры — но посчитал, что обман требует слишком много усилий, и дал простой ответ:
— О Флориде.
Она долго молчала, и я уже решил, что разговор завершен, когда она запоздало произнесла:
— Это уже случилось, Зед. Ничего нельзя изменить. Смирись.
Смириться?
Громыхнуло. Сперва где-то вдали — так что показалось, будто буря уходит. Но секунду спустя иллюзию разрушил новый раскат, прямо над нами.
Едва-едва. И тем не менее я услышал его.
Смирись.
— Прости, — тихо попросила Пита, зная, что задела любимую мозоль. Я не имела в виду, что… Я… Просто мне страшно…
Дух сопротивления, крепнущий во мне, мигом сошел на нет. Я протянул руку, сжал ей колено и сказал:
— Мне тоже.
Она заглянула в мое лицо.
— Я не думала, что ты можешь чего-то бояться.
Фыркнув, я выпустил ее колено.
— Почему же не думала?
— Потому что никогда прежде не видела тебя напуганным.
— Да у меня перед каждым стартом ноги подкашивались.
— Я не в этом смысле. То есть… Даже не знаю… — Кажется, Питой тоже завладели воспоминания. — Веселое было времечко.
— Гонки?
Она кивнула, тихо рассмеялась.
— Что? — спросил я.
— Помнишь, как мы остались без ключа в Канзас-Сити?
Я кивнул. В Канзасе я пришел к финишу первым, и мы всю ночь напролет отмечали победу Пита тем временем продолжала:
— Мы остановились в старом отеле без круглосуточной регистрации. И в итоге забрели в прачечную…
Я тоже заулыбался. Во время наших похождений я потерял карточку-ключ. Мы обошли весь отель в поисках игровой комнаты, библиотеки или хотя бы чулана, где можно было бы поспать до утра. Единственным местом, где мы все-таки смогли уединиться, оказалась прачечная со стиральными автоматами и сушилкой. Но вместо того, чтобы уснуть, мы продолжали веселиться — а только этим мы и занимались в те дни, — а когда оба разогрелись, Пита заявила, что хочет устроить секс на стиральной машине. И даже заставила меня накормить ту монетками, ради вибрации.
— Какая идиотка устраивает постирушку в час ночи? — вздохнула Пита. В виду имелась женщина, вошедшая в прачечную с корзиной белья как раз в тот момент, когда Пита прикусила мне шею, сдерживая сладостные стоны.
— Она еще долго пялилась на мой голый зад, — усмехнулся я.
— Наверное, он ее покорил.
— Или на всю жизнь оставил ей психологическую травму.
— Было весело… — со здоровой ностальгией в голосе повторила Пита, и едва ли намеренно тон ее выдал больше, чем сами слова: веселье закончилось.
— Извини, — сказал я так тихо, что сам не был уверен, что Пита сумеет расслышать меня за шумом ветра.
Явно, что расслышала — потому что сразу переспросила:
— За что?
— Я изменился…
— Мы оба изменились, Зед. Все меняются.
— Я уже не тот человек, каким был прежде.
— Потому что не участвуешь в гонках.