Это прозвучало не простым утверждением; судья вынес вердикт.
Я не ответил.
— Проклятье, — сказала она. — Я знаю, Зед. Ясно? Я поняла. Гонки были большой частью твоей жизни. Ты оказался от нее отрезан. Ясно. Но… прекрати же ты оглядываться назад. У тебя была удачная карьера…
— Целых четыре года.
— И за это время ты достиг большего, чем большинство других гонщиков — за десяток лет.
— Я мог бы стать великим.
— Ты и был велик!
— По-твоему, рекорды…
— В жопу твои рекорды, Зед! Повезло еще, что насмерть не разбился.
— Вообще-то, именно насмерть…
— Ну ты же не остался мертвым. Что само по себе внушительное достижение. Надо быть благодарным за это, за возможность жить. Почему нельзя просто принять то, что случилось, и двигаться дальше?
— Ты не понимаешь…
— Ну конечно! Куда мне!
— Ты что, не слушала, Пита? Я больше не тот, кем был прежде. Если я теперь никакой не гонщик, тогда кто же я, на хрен, такой? Чем посове гуешь заниматься всю оставшуюся жизнь?
— Оставшуюся? Ха! Тебе в лучшем случае светило еще лет пять карьеры, не больше!
— Десять по меньшей мере. Или, скорее, пятнадцать. Даже двадцать.
— Может, хотя бы подумаешь стать комментатором? Твой агент…
— Я не намерен сидеть в тесной будке, наблюдая, как другие носятся по трассе.
— Это лучше, чем ничего, Зед. А именно этим ты и занят. Ничем. Ты жалок, а это делает жалкой и меня заодно. Неужели это не ясно?
— Еще как ясно.
— Так сделай с этим что-нибудь! Вместо того, чтобы каждый вечер напиваться до потери пульса.
— Пошла ты знаешь куда…
— Ты не видишь в этом никакой проблемы?
— Этого я не говорил.
— Ты типичный алкаш, Зед.
Я напрягся. Это слово мне не понравилось. Оно вызывало в памяти образы бродяг, сидящих на обочине и выклянчивающих мелочь. Но тем не менее именно алкоголиком я и был — просто деньги еще не перевелись.
— И что теперь? — требовательно вопросила Пита, когда я не ответил. — Решил меня игнорировать? А ты замечал, что в последнее время мы вообще не общаемся, если я специально не завожу разговор?
— Хочешь обсудить, почему я пью? — вспылил я.
— Да знаю я, почему ты пьешь… — сказала Пита.
Я покачал головой.
— Дело не только в том, что я больше не могу участвовать в гонках… — Я замялся, усомнившись в необходимости произносить вслух то, что вертелось на кончике языка. Хотя какого черта? — Это… что мы здесь.
Пита нахмурилась, не поняв.
— Здесь? На этом острове? Да мы только сегодня приплыли…
—В Мексике, — отрезал я.
Повисло молчание.
— Мы собирались приехать сюда на месяц-другой, — добавил я, — чтобы сбежать от журналистов, отдохнуть. И на тебе: торчим тут почти год.
— В Штатах мы проторчали четыре года! — заняла оборону Пита.
— То другое дело. Там тебе нравилось. А здесь у меня крыша едет со скуки.
— Так что же ты не вернешься в Лас-Вегас, Зед? — холодно спросила она. — Никто не держит тебя в этой отвратительной стране. Поезжай хоть завтра. Там ты сможешь круглыми сутками сидеть на крылечке, напиваясь до беспамятства.
Я скрипнул зубами, но не заглотил наживку.
Ночь сотрясла молния, расколовшая все небо от края до края. Звуковое сопровождение немного запоздало.
Лил дождь. Завывал ветер.
Новая молния, новый раскат грома.
— У нас… все хорошо? — наконец спросила меня Пита.
— Хорошо? — удивился я, хотя уже знал, что она имела в виду.
— Мы двое. У нас все хорошо?
Я уже собирался ответить: да, все хорошо, даже замечательно, просто выдалась такая черная полоса… Хотя был ли смысл? Мы оба знали правду.
— Нет, — сказал я. — Кажется, уже нет.
Дальше мы сидели молча.
Мне не хотелось думать про гонки, про Питу или про то, что мы с ней только что свернули отношения — в этом я даже не сомневался, — а потому следующий час или вроде того я провел размышляя о смерти Мигеля и его загадочном убийце: как пасьянс, разложил все те версии, что мы уже успели построить. И чем тщательнее я их мусолил, тем яснее мне становилось, что мы упускаем что-то из виду — некую исключительно важную деталь головоломки.
Глаза Мигеля исчезли не потому, что кто-то вырвал их сгоряча, повинуясь глупому порыву. Кто бы его ни изуродовал — будем надеяться, что уже после наступления смерти, тот был больным на всю голову.
В общем, я готов был согласиться с теорией серийного убийцы. Но меня беспокоило то, что убийство свершилось именно здесь, на острове. По одной простой причине: чаще всего убийцей-социопатом оказываются обычные люди — парни, которые живут с вами рядом, пропадают на работе с девяти до пяти, знают по именам всех официанток местной кофейни, вовремя платят налоги заодно с ипотечным кредитом и машут вам рукой, проезжая мимо, когда вы ведете детей в школу.