— В общем, мы с мужем решили, что, если Мария счастлива там, где она есть, лучше будет сохранять дистанцию. Так ей будет намного проще…
Она бросила взгляд назад, за плечо — к проему двери, в которую вошла Мария, и снова повернулась, к полицейскому.
— Что они сделали с ней? Она показалась мне такой… — Сознание подсказало слово «холодной», но Патриция не произнесла его вслух, лишь покачав головой. — Как вы узнали, куда ее нужно отвести, офицер? Если не ошибаюсь, Мария не знает нашего адреса. У нее никак не получалось запоминать подобные вещи.
— Она его и не помнила, — кивнул полицейский. — Когда я спросил, где она живет, Мария ответила: «В парке». Далеко не сразу мне удалось выудить из нее название школы… ее старой, начальной школы. Тамошний директор узнал ее. Ваш адрес сохранился в личном деле…
Полицейский развел руками:
— Но если она живет в той школе… святой Агаты… я отведу ее туда.
— Не надо, — вскинулась Патриция. — То есть я вам благодарна, но не стоит. Сначала я хочу разобраться, почему она убежала. Должно быть, с Марией что-то случилось, что-то заставило ее уйти и предпочесть жизнь в парке… Свя-тый боже… А монахини, они ведь должны были заметить ее отсутствие? Почему же они сразу не связались со мной?
Охваченная сомнениями, Патриция медленно покачала головой:
— Мне нужно поговорить с Марией, обсудить все с моим мужем. Огромное вам спасибо, офицер Родригес… Спасибо, что привели домой мою дочку.
Патриция зашла в свою спальню, но — ни спящей, ни бодрствующей — Марии там не оказалось.
— Мария! — позвала она.
Нет ответа.
Патриция просунула голову в кухню, затем в столовую. И уже направлялась к черному входу, чтобы поискать дочь на заднем дворе, когда вдруг заметила движение за дверью игровой комнаты, превращенной в ясли. Мария стояла перед колыбелью, держа на руках Сальму, и тихонько укачивала сестренку.
— Мария? — встревоженно ахнула Патриция. — Что ты делаешь?
— Я нашла Анжелу.
— Это не Анжела, золотце. Ее зовут Сальма. С нею нужно очень, очень осторожно обращаться… — Она двинулась вперед, протягивая руки. — Передай ее мне, пожалуйста.
— Нет.
Патриция замерла.
— Что значит «нет»?
— Она моя.
— Она твоя маленькая сестренка, это правда, но…
— Она моя!
— Мария, отдай мне свою сестру, — ровно, с металлом в голосе произнесла Патриция. — Немедленно.
Мария бросила на нее сердитый взгляд искоса, и на какой-то страшный миг Патриция была готова поверить, что она сейчас швырнет Сальму через всю комнату. Но затем Мария протянула младенца матери — на вытянутой руке, сжав малютку за запястье, словно та была обычной куклой.
Сальма проснулась и принялась плакать.
Патриция поскорее подхватила дочку и, крепко прижав к груди, испуганно уставилась над ее головкой на Марию.
Патриция не представляла, что эти монашки сотворили с Марией, но восьмилетняя девочка, жившая в ее доме последние три дня, уже не была ее дочерью, — или во всяком случае не той дочерью, которой была когда-то. Она была незнакомкой. Злобной, истеричной незнакомкой. Всякий раз, оказываясь в одной с ней комнате, Патриция чувствовала себя так, будто ходит по битой яичной скорлупе: приходилось контролировать себя, чтобы не сказать или не сделать что-то такое, что могло вывести из себя Марию. У той уже случилось несколько приступов ярости. Худший имел место этим утром, когда Патриция застала дочь в кухне, за нарезанием головки сыра на ломти. Потом Мария вернула грязный нож на место. Патриция объяснила, что нож следует сперва помыть, иначе потом кто-нибудь может заболеть. В ответ Мария сбросила со стола всю подставку с ножами и начала метаться по дому, гневно хлопая дверями. Патриция так перепугалась — за себя и за Сальму, — что поспешила завернуть малышку в одеяльце и сбежала к подруге, жившей в нескольких домах от них на той же улице. Там она и оставалась, пока с работы не вернулся ее муж, Диего. К тому времени Мария успела успокоиться и теперь лежала, свернувшись калачиком на своей кровати (они не притрагивались к комнате Марии во время ее отсутствия) и глядя в стену.
Патриция устроилась на диване в гостиной, качая на руках Сальму. Диего сидел в кресле напротив: все еще в строительной спецовке, с пивной бутылкой в руке.
— Школа святой Агаты должна была ей помочь, — тихо сказала Патриция.
— Но не помогла, — проворчал Диего. Он глотнул еще пива и тыльной стороной ладони отер пену с усов.
— Раньше, по крайней мере, Мария меня слушала. Теперь… теперь я просто не могу до нее достучаться.