Слишком тихо.
Я один? Совсем один? Неужто Хесус, Пита и Елизавета бросили меня здесь? Может, они ушли на причал, чтобы дожидаться там лодочника?
Ощущение было именно таким: хижина не просто была пуста, ее оставили.
Шум… Какой-то шорох в комнате Люсинды. Похоже на звук тасуемой колоды карт.
— Эй! — позвал я.
Дверь качнулась внутрь. Петли выразили протест долгим скрипом. Я сощурился, стараясь хоть что-то разглядеть в темноте за порогом комнаты. Ничего — только чернильная тьма.
— Эй!
Тихий смешок.
Я напрягся.
Роза? Хотелось бы верить, что это Роза сейчас хихикнула. Но голос не ее. Этот смешок звучал скорее злобно и издевательски, даже угрожающе.
Люсинда? Может, уже очухалась? И теперь сидит, голая, на кровати и хихикает в темноте?
Самое время свалить отсюда ко всем чертям, решил я.
Я встал, но не успел сделать и шага, как засевшая в спальне насмешница хихикнула снова. Понимая, что нужно перестать об этом думать и пора бежать со всех ног прочь из хижины, я вместо этого двинулся навстречу этому ведьмовскому смеху.
Войдя в спальню, я остановился. По-прежнему ничего не мог разглядеть. Черным-черно, как в угольном мешке.
— Есть тут кто?
— Зед… — женский голос. Молодой, хрипловатый.
Что-то метнулось через всю спальню. Я расслышал суматошный топоток маленьких ножек. Затем — резкий щелчок, свист. Справа от меня возник язычок пламени.
Кукла стояла на цыпочках, с горящей спичкой в ручонке. Она пыталась зажечь свечу на крышке комода. Фитиль занялся, и пламя окрепло. Кукла потушила спичку быстрым поворотом запястья.
Голова ее развернулась ко мне: на все девяносто градусов, по-совиному.
— Зед… — опять проскрипела кукла.
— Кто ты?
— Зед… Это же я…
Кукла изображала девочку. У нее были вьющиеся темные волосы, свисавшие до середины спины, карие глаза с густыми ресницами, крошечный носик, лукаво сложенные губки…
— Пита? — изумился я.
— Зед… — Ее губы не шевелились, и я осознал, что она общается со мною тем же способом, каким прежде с ней самой говорила утонувшая сестренка Сюзанна: с помощью телепатии.
— Что с тобою случилось?
— Солано…
— При чем тут он?
— Он поймал меня…
— Поймал? Но что он сделал? Ты теперь кукла, Пита?
— Этим он и занимается, Ловит людей… Превращает юс в кукол… Развешивает повсюду… Но мы еще живы… Внутри кукол, мы живые…
— Где Элиза? — спросил я в смятении. — Где Роза?
— Куклы…
— Нет!
И тут она вновь противно захихикала.
Дернувшись, я очнулся от сна и обнаружил себя в полутьме, тускло подсвеченной неверными огоньками свечей. Было уже совсем поздно — тот самый час, когда кладбища разверзают пасти могил, а добропорядочные люди крепко спят, уютно устроившись в своих теплых постелях. В отличие от меня самого. Я сидел, скрестив ноги, на твердых досках пола в основной комнате хижины, измученный и квелый от недосыпа.
Моргая, я оторвал подбородок от груди. Вспомнил, как уселся здесь и на миг прикрыл глаза — не для того, чтобы уснуть, а чтобы подумать… и, возможно, постараться забыть о чем-то. Точно, мне хотелось забыть о том, что я с головы до пят покрыт кровью Нитро; забыть, что его безжизненное тело остывает, распростертое на крыльце, а его глаза таращатся в пустоту вечности; забыть, что все мы угодили в коварную ловушку острова, по которому бродит безжалостный убийца.
Мое нутро, как я сейчас понял, было раздуто и страдало от изжоги. Это от голода, показалось мне. Но это была не изжога — то был страх.
Я бросил взгляд на забаррикадированную дверь, перевел глаза на Елизавету, которая сидела напротив, со сложенными на коленях руками и с опущенной головой. Поза подошла бы для медитации, если бы не согнутая спина.
— Эй, — тихо позвал я.
Ее глаза распахнулись.
— Что такое? — прошептала она.
— Ты спала…
Она ссутулилась, расслабила плечи. Помассировала лицо, описывая мелкие круговые движения кончиками пальцев.
— И храпела, — добавили.
— Я не храплю.
— Откуда тебе знать? Ты ведь спишь.
Елизавета криво усмехнулась. Я опустил взгляд на циферблат своих часов: три часа сорок одна минута.
Значит, проспал я не больше двадцати минут. И все же это на двадцать минут дольше необходимого. За это время Солано мог просочиться в хижину, перерезать мне горло, зарезать всех нас…
Раздосадованный такой потерей бдительности, я уселся прямее.
— Где Хесус? — спросил я.
Елизавета повела плечом в сторону спальни Пеппера.