— Но в Мексике тебе понравилось?
— Больше, чем в России.
— Тогда просто поищи себе другую работу. Кругом полно всяких хороших международных школ.
— Ты не понимаешь, Зед. Ты американец и можешь работать где угодно. Мексика, Европа — тебе без разницы. У твоего правительства есть договоренности с другими, а наше ни с кем не договаривается. Работники из России никому не нужны, и никакая страна не выдаст так запросто рабочую визу. Мне просто повезло: семья, на которую я работаю, очень влиятельна. Только с их помощью я раздобыла визу, так что и уволиться теперь не могу.
Это явилось для меня откровением и заставило задуматься; забивать голову подобными вещами у меня как-то не было причин. И наконец я спросил:
— Когда истекает срок твоей визы?
— Будущей весной. Так что время у меня еще есть.
— Время для чего?
— Убедить Хесуса взять меня в жены.
Слова Елизаветы как наотмашь меня ударили.
Я ощутил горечь и досаду. И тем не менее поскорее отодвинул эти эмоции в сторонку. Елизавета и Хесус все еще были парой. Ну разумеется. То, что недавно произошло между нами, этот секс, ровным счетом ничего не значил. Секс он и есть секс. Способ отвлечься и сбежать, пускай ненадолго, от жуткой смерти Нитро, от этого острова ужасов.
И все же я не удержался от вопроса:
— Ты хочешь этой свадьбы?
— Тогда я получу вид на жительство. Я смогла бы уволиться без опасности, что меня депортируют назад в Россию. — Она озорно улыбнулась. — Тогда я тоже смогла бы переделывать старые автомобили и придумывать настольные игры.
Меня эта шутка не развеселила; меня грызла ревность. Глупо, конечно. У наших с Елизаветой отношений нет и не может быть будущего. Это конец.
И все же…
— Значит, он нужен тебе только ради визы? — спросил я.
Улыбка сползла с губ Елизаветы.
— Он мне нравится, Зед.
— Это потому, что у него есть деньги? Потому, что он добудет тебе вид на жительство?
Зеленые глаза Елизаветы полыхнули недобрым огнем.
— Не смей судить меня, Зед, — с угрозой в голосе произнесла она. — Не у каждого на этой планете жизнь была так же легка, как твоя.
— Это моя-то жизнь легкая? — искренне изумился я. — Да я вкалывал как проклятый, чтобы хоть чего-то добиться…
— Но ты имел возможность этого добиться, — возразила Елизавета. — Сколько знаменитых российских гонщиков ты сможешь вспомнить? Ну-ка?
— Никого, — признал я.
— Ты думаешь, это потому, что они не умеют водить гоночные машины? Вот и нет. Большинство и обычной дерьмовой машины не могут себе позволить. Откуда же взяться гоночной! Ты слишком многое принимаешь как должное, Зед. — Прежде, чем я успел бы хоть слово вставить, она продолжала: — Позволь, я расскажу тебе кое-что, ладно? Я жила в одной квартире с шестью другими семьями. И каждое утро просыпалась затемно, лишь бы не стоять в очереди, чтобы принять душ. Зимой на моем этаже — четвертом — всегда бывало жутко холодно, а третий вечно заливало, и там была парная от влажности. Прикинь? В университете тоже топили из рук вон плохо. Студенты сидели в куртках и шапках, кутались в шарфы. Наши ручки не желали писать, потому что в них застывали чернила. А дети, которых я потом учила… знаешь, какая у них была заветная мечта?
Я пожал плечами.
— Стать космонавтами?
— Уехать в Соединенные Штаты… — Елизавета качала головой, вспоминая. — Жить в Советском Союзе было не так уж плохо. Людям не приходилось думать о покупке продуктов, об оплате квитанций за коммуналку. Вообще почти не было проблем — до той поры, пока ты не… как бы выразиться… не начинал выделяться из толпы. Многие и не выделялись. Они сами не знали, чего лишены. Но после Горбачева все изменилось — вообще все. Мы впервые смогли выглянуть из-за железного занавеса. В телевизорах появились каналы «Си-эн-эн» и «Би-би-си». Люди осознали, насколько хреново жили все это время по сравнению со странами Запада и особенно — с США.
Я откровенно таращился на Елизавету, впитывая каждое слово.
— Давай я расскажу тебе об одном своем дне, — продолжала она. Елизавета разошлась не на шутку, и мне не хотелось ее прерывать. — Я шла домой, возвращаясь из школы, где работала учителем. Несла сумки. Знаешь, куда бы я ни шла, у меня всегда с собой были какие-то сумки, пакеты… как и у всех. Это не мода у нас была такая, Зед. Мы просто не знали, где и когда сможем чем-то затовариться. Лучше всегда быть наготове, верно?.. Уже недалеко от своего дома я проходила гастроном и увидела очередь — человек сорок или около того, на морозе. Я не знала, чего они ждут, но пропустить хоть что-нибудь не хотелось: «что-то» лучше, чем «ничего», правда? Я встала в хвост, заняла очередь. Стояла около часа. Пошел снег. У меня заледенели пальцы на руках и ногах, того и гляди отвалятся. Лицо, губы и нос посинели. Помню, как к тротуару подкатила машина. Водитель вышел, достал из багажника дворники, поставил на место. Обычно их убирали — берегли. Я наблюдала за этим мужчиной из очереди, за ним и его машиной в пятнах ржавчины, думала: какой счастливчик, у него ведь есть машина. Это меня разозлило. Почему я сама не могу купить машину? Почему мне вечно приходится тратить время на стояние в очередях? Это типичное занятие для старух, у них такая цель в жизни. Они способны терпеть и ждать, ждать, ждать — неважно даже чего. Но я-то не была бабушкой в платочке! И уже почти собралась с духом, чтобы направиться в начало очереди… пролезть в первый ряд… когда другая женщина решилась на такую же попытку прежде меня. Какой-то мужик принялся орать на нее. Она кричала в ответ — дома дети, их пора кормить. Мужик, похоже, был пьян. Он толкнул женщину, и та упала на лед и разбила себе ладонь. Пошла кровь. Но никто не торопился помочь ей подняться. Никому не хотелось потерять свое место в очереди.