Мои веки опять пожелали сомкнуться, и я сильнее прижал к ране свой компресс. Резкий вдох, но боль действовала благотворно. Она помогала не терять бдительности.
Я снова взглянул на запястье. Четыре шестнадцать.
Господи, эти минуты тянутся бесконечно.
Еще час — ну полтора максимум.
До первых лучей рассвета, возможно. А как же лодочник? Когда он намерен появиться?
Над этой задачей я ломал голову довольно долго. Речь не о том, вернется ли лодочник, — в этом у меня сомнений не было. Он знал, что мы застряли в глухом, безлюдном месте без средств к спасению. Догадывался, что у нас водятся денежки. Я не знал наверняка, уплатил ли ему Хесус сполна, но сильно в этом сомневался. Это было бы глупым поступком, а Хесус глупостей не делал. Значит, парень непременно вернется за нами. Вопрос только — когда.
Буря, налетевшая на нас, определенно миновала. Я еще слышал, как дождь стучит по гофрированному железу крыши, но он уже не лил потоками; скорее то была ровная морось. С наступлением утра, я надеялся, он прекратится вовсе, но и в противном случае навигация по каналам не будет нарушена. То есть все сводилось к характеру нашего лодочника. Относится ли он к тому типу что проснется пораньше, чтобы поскорее вызволить нас отсюда? Или проспит до полудня, подметет в доме, сходит в лавку, набьет брюхо, а за нами приплывет, когда решит, что больше тянуть нельзя? Хотелось бы верить в первый вариант, конечно, но если быть совершенно откровенным, второй выглядел куда правдоподобнее. В конце концов, этот тип вовсе не знал нас и ничего не был нам должен. И вдобавок отговаривал от высадки на остров. Может, ему вздумается подержать нас тут подольше? В качестве заслуженной кары, чтобы знали наперед.
Но мы уже усвоили свой урок.
Так. Молодцы. И в чем же он заключался? Где тут мораль, дети?
Не шныряйте по наводящим страх проклятым островам?
Не нарушайте границы частных владений?
Это заставило меня задуматься о том, как нас будут встречать по возвращении в Сочимилько. Какой прием ждет нас? Люди обожают наблюдать за падением сильных мира сего, и мексиканцы — не исключение. Допустим, Хесус не знаменитый политик, не спортсмен и не кинозвезда. Но он управляет одной из крупнейших пивоварен в стране. Тоже важная персона, в своем роде. Более того, он молод и хорош собой — ключевые ингредиенты пикантного скандала. Подбросим в котелок кишащий куклами остров, предположительное место обитания призрака маленькой девочки — и громкие заголовки обеспечены. Шумиха на всю страну.
Осудят ли Хесуса за его преступление?
В этом я не был уверен. Я знал о его виновности, но что, если судья придет к иному выводу? В конце концов, Хесус давно окружил себя лучшими адвокатами. У него полезных связей — не счесть. Не говоря уже о том, что место преступления не осталась нетронутым. Мы всласть потоптались в крови Нитро, оттащили его тело на новое место, все по очереди жонглировали орудием убийства.
Не стоит забывать про Мигеля, Люсинду и мистера Любопытный Глаз. Как они сюда вписываются? Я по-прежнему считаю, что из дыры в стене на нас пялился Солано? Но кто, если не он?
Громкие заголовки? Да это дело, мать его, станет сенсацией года!
И, к собственному огорчению, я собирался стать ключевой его фигурой.
04:24
Пропавшие глаза Нитро. Пустые, черные глазницы на залитом кровью лице. Я никак не мог избавиться от этой кошмарной картины. Ничем не лучше, чем думать о том, как отделенный от нас тонкой стеной Солано сидит на крыльце и, сгорбившись над головой Нитро, орудует чем-то острым, режет, ковыряет, тянет…
04:35
Елизавета покрутила правым плечом, будто то затекло. Потом просунула левую руку под правую подмышку, ощупала пальцами то место на спине, куда ее ужалил скорпион. Все это — с закрытыми глазами. Не думаю, чтобы спящие люди были на такое способны. Значит, Елизавета уже проснулась или, во всяком случае, готовилась проснуться. Если и так, я ничего не сказал. И не спросил, что мешает ей уснуть, как она себя чувствует. Какой в этом смысл? Она либо ответит, что все в полном ажуре и это наверняка будет ложью, либо признается, что перестала чувствовать свое плечо, или напугает еще чем-то. В такой ситуации я ничем не мог ей помочь. Все мы были, по сути, бессильны.