— Пока, — говорит Губерт.
Мать уже ушла, и Губерт нехотя плетется за ней.
Стефан так и остался сидеть у воды. Дел у него никаких нет, квартира сейчас пуста. Отец на работе, мать — тоже в своей больнице. Сабина до пяти в детсаде. Времени еще много.
Стефан взбирается на берег. Здесь невысокий кустарник, редкие деревья, под ними все вытоптано. Когда смотришь наверх — окна высотного дома сливаются в сплошную стеклянную ленту, а за домом сразу строительная площадка: «Вход воспрещен. Родители отвечают за своих детей». Забор — шаткий. Стефан отодвигает доску, проскальзывает на площадку. Здесь — всюду песок. Башенный кран-великан из стальных решеток, кажется хрупким, такой он высокий и ажурный. Вот он поворачивается, протягивает длинную руку — бетонная плита плавно поднимается, совсем бесшумно, словно играючи. Здесь строят второй корпус, готовы уже десятый, одиннадцатый и двенадцатый этажи.
Задрав голову, Стефан следит за стрелой крана. Там наверху где-то его отец, Герман. Вон там, куда опускают бетонную плиту и где с места на место передвигаются белые и голубые каски. У отца — голубая, он бригадир, и Стефан решает, что долго ему задерживаться нельзя — как бы отец не увидел! Здесь ведь «опасная зона», «не стой под стрелой!».
Подальше влево еще растет трава, но уже прокопаны глубокие траншеи, в них — бетонные сегменты, плоские, будто вырезанные из картона. Стоит тут и зелененький жилой вагончик. Маленькие окна задернуты пожелтевшими от табачного дыма занавесочками. Дверца открыта, внутри видны скамейки. На лесенке перед дверью сидит парень — тот самый, которого Стефан вчера заметил из окна своей комнаты — далеко-далеко внизу и совсем маленького.
Сейчас он его видит рядом, волосы как воронье гнездо, лицо заросло бородой, даже губ не видно. Стефан не отрывает взгляда от бороды, а парень спокойно смотрит на него. Глаза — серые.
— Ты откуда взялся? Строительная площадка. Детям вход запрещен!
— Еще чего придумали! — огрызается Стефан.
— Где строят — там строительная площадка.
— А забора-то нет!
— Забор тебе, значит, надо.
Стефан стоит и раскачивает портфель. Должно быть, конфузится. Портфель описывает полукруг за полукругом. Парень говорит:
— Ручка — крепкая.
— А я тебя знаю. Вчера утром видел. Ты что-то разжигал. Вон из той трубы дым валил. Это и вся твоя работа?
— Тебе мало, что ли?
— Не знаю, — говорит Стефан, — разве что целый день так…
На шее у парня серебряная цепочка, черная вельветовая жилетка вся забрызгана известкой, джинсы — совсем древние, с большими заплатами.
— Пора вроде, — говорит парень и встает. Он на две головы выше Стефана.
Недалеко от вагончика на ровном местечке горит костер. Над ним — котел. Из него торчит черенок от половой щетки. Парень ворочает и крутит черенок, пар валит вовсю, Стефан отворачивается. Лохматый кричит ему:
— Проваливай. Знаешь что я мешаю?
— Вар, — говорит Стефан. — Небось думаешь, я так ничего и не знаю.
— А чего ж ты нос суешь, будто я тут кофе варю.
— Я люблю этот запах. Мы каждую весну варили. Лодки смолить.
— Лодки? Скажи пожалуйста. Вот уж старье, должно быть!
— Почему старье?
— Да кто ж в наше время лодки смолит! Их же теперь из пластмассы делают.
— У нас — нет, — говорит Стефан. — У нас лодки деревянные. Рыбаки на них за рыбой ходят. Из пластмассы — те легкие чересчур.
Лохматый парень молча разглядывает Стефана. Должно быть, удивлен — чего только мальчишка не знает! А сам все время мешает варево в котле — жидкую такую массу, блестит, как полированная.
— Ты, наверное, давно уже деревянной лодки не видел? — спрашивает Стефан.
— Я? С чего ты взял!
— Ну, потому, как ты говоришь.
— Я говорю, как каноист. Я каноист, если ты знаешь, что это такое.
Стефан ошарашен:
— Да что ты! Каноист — вот здорово!
— Здорово-то здорово, но попотеть приходится.
— Все равно здорово!
Стефан внимательно рассматривает, как парень держит палку-мешалку: ловко, будто у него весло в руках.
— Тебе не кажется, что ты сейчас весло держишь?
— Чего?
— Весло, говорю, в руках держишь.
— Почему весло? — Палка-мешалка останавливается.
— Сидишь себе в своем каноэ и веслом загребаешь — ну просто так, понимаешь?
— Знаешь что, я вар варю, и в руках у меня — старая щетка. И если бы я думал, как ты думаешь, то у меня в голове был бы гашиш. Может, у тебя в голове гашиш?