— В школе у нас сегодня что было… И комендант и директор сразу в класс ввалились.
— Оба сразу?
— И еще фрау Майнерт. Наш классный руководитель.
— Многовато что-то.
— Это точно, — говорит Стефан и наконец-то ставит портфель впереди себя. Обе руки он засовывает в задние карманы брюк. От этого у него прибавляется уверенности, да и стоит он так прочней.
Отец спрашивает:
— И что ж им надо было?
— Ну, это самое.
— Ты расскажи — как и что.
— Да никак.
— Но ведь как-то было?
— Плохо все было. И хуже всех этот Бремер.
— Ничего удивительного. Ему больше всех хлопот досталось.
— Этот готов меня загрызть был.
— Не загрыз ведь. — Отец улыбается. Левой рукой он подпирает спину и сразу делается не такой деревянный, будто он уже почти здоровый, и Стефан решает, что это самый благоприятный момент.
— Меня в журнал записала, — говорит он.
— И что же они там записали? И кто именно?
— Фрау Майнерт. Но это директор ей велел.
— Вот видишь.
— Чего это я видеть должен?
— В журнал тебя записали. Не успел приехать, а уже записали. Такое не каждому удается. Или ты другого мнения?
Стефан молчит. Даже улыбнуться пытается. Острит, значит, Герман. Но пусть не думает, что он может его на пушку взять…
— А что же написано про тебя в классном журнале?
— Не знаю. Что-нибудь да написано.
— Они должны были тебе прочитать.
— Не прочитали вот.
— Пусть тогда завтра прочтут. Или тебе все равно? Мне кажется, что тебе действительно все равно.
Глубоко засунув руки в задние карманы, Стефан смотрит на отца.
— Я и без них узнаю, что там написано, — говорит он и замечает, что разозлил отца. Глаза Германа посветлели, левая рука с угрозой вытянута вперед.
— Три дня, как мы приехали, и ты уже заварил кашу. Какая тебя муха укусила? — Отец хочет поднять руку, но острая боль заставляет опустить ее. Губы сжаты.
— Ты что, пап? — говорит Стефан.
Отец оставляет вопрос без внимания, и Стефан, не попрощавшись, хочет уйти, но отец останавливает его:
— Погоди, один вопрос еще.
— Да.
— Он говорил тебе, от кого он это узнал?
— Кто? Чего узнал?
— Комендант Бремер. Он сказал тебе, от кого он узнал, что это ты гидрант открыл?
— Он сам меня видел, — говорит Стефан.
— Видеть-то он тебя видел, но гораздо поздней. И не тогда он узнал это. Я ему сегодня утром сам сказал.
— Ты?
— Да. Встретил его, когда на работу шел. Внизу на площадке. И сказал.
— Сам сказал ему?
Отец кивает и спрашивает:
— Ты, может быть, считаешь, что я неправильно поступил?
Стефан молчит. Вдруг резко поворачивается и уходит.
У себя в комнате он подошел к окну. Далеко внизу — шлюз, блестит вода, а дальше — бетонный мост, по нему бегут машины и время от времени перекатывается трамвай…
На столе все еще лежит письмо. Письмо к Тассо. Со вчерашнего обеда Стефан не написал ни строчки. Он садится и пишет:
«Мне тебе надо много чего рассказать. Приеду — целый час буду рассказывать. Но может быть, ты сам приедешь? Правда, приезжай! Твой Стефан».
7
Проходят понедельник, вторник, среда — в среду они, во-первых, ходили в бассейн, во-вторых, у них был сбор отряда, и в-третьих и последних, к тому же довольно поздно, Рита Шмальберг поцеловала Стефана Кольбе.
Кто-то притащил цветы, поставил на учительский стол, а у Ларисы в голубой эсэнэмовской рубашке вполне подходящий вид. Цветы она принесла: анемоны и желтые и красные тюльпаны в вазе из толстого стекла.
— Цветы, — говорит она, — по случаю праздника.
— А какой сегодня праздник? — хором спрашивают братья Функе.
— Вот сейчас и узнаем, — отвечает Лариса. — Это, можно сказать, от вас самих зависит.
Посмотришь на Ларису, и можно подумать, она из восьмого или девятого класса. Волосы начесаны на лоб, мягкие, вьющиеся. Блондинка. Известно к тому же, что она из Ростока, значит, с побережья, да и говорит — нараспев, слова растягивает, как люди, которые живут на севере республики. Но глаза у Ларисы совсем темные, может быть карие или даже черные.
Цветы, стало быть, по случаю праздника.
Все в сборе, только двоих не хватает. Всем, конечно, любопытно узнать, какой же такой праздник сегодня? И велико разочарование, когда Лариса сообщает:
— Нам предстоят выборы совета отряда. Сегодня мы с вами начнем подготовку к этому дню.
А ведь только что все слышали: цветы по случаю праздника?!
Губерт Химмельбах сидит тихо, Стефан Кольбе — тоже. И в то время как они оба тихо сидят на своих местах и впереди за учительским столом стоит Лариса в голубой рубашке, Стефан думает о каноисте-лесовике с вороньим гнездом на голове и в выцветших джинсах… А здорово было бы, если б каноист сейчас взял да заглянул сюда, просунул бы голову в дверь и сказал: «Лариса, алло, крошка!»