— Поскорей, пожалуйста, — говорит мать, — а то мебельщики раньше нас в Берлин приедут.
У штакетника стоит белый «Трабант», до самой крыши набитый домашними вещами.
— Сабина, залезай назад, впереди поедет Стефан, — приказывает мать.
Бабушка суетится, не знает, куда девать руки, куда девать самое себя. В конце концов, опершись о забор, останавливается, обводит всех глазами и говорит:
— Ну куда вам спешить? И ради бога, поезжай потише, Сусанна!
— Да ладно, ладно! — отвечает мать.
— Очень тебя прошу, — уговаривает бабушка. — Время-то у вас есть. Твой муж ведь уже там.
— Герман? Он и так ждет не дождется. Хорошо ли одному в пустой квартире сидеть…
— Ну и пусть подождет немного, — говорит бабушка. — Лучше уж пускай подождет, чем, не приведи господь, с вами в дороге чего случится.
— Да ладно тебе. Не беспокойся, пожалуйста, — уговаривает ее Сусанна. Быстрыми шагами — у нее вообще быстрые, решительные движения — она подходит к бабушке и, целуя ее, говорит: — На той неделе приедем проведать тебя, если, конечно, ничто не помешает.
— На той неделе, говоришь? Так скоро вы не управитесь. Квартиру обставить — тоже ведь время надо, а уж потом и приезжайте.
— Не хворай, пожалуйста, — говорит Сусанна, обнимая на прощание бабушку, — как только сможем — так и приедем.
Она садится за руль, а бабушка торопливо через окно еще успевает погладить и внучку и внука.
— Будьте осторожнее на шоссейке-то. А ты, мальчик мой, напиши мне, как вы там и что.
Вот и всё. Вот и простились. Бабушка под конец все же расплакалась, и Стефан еще долго будет видеть ее такой: всю в слезах! Рядом стоит Тассо, гордый, настоящий друг, такой никогда не расплачется.
Машина трогается, подскакивает и… покатила. Голубой дымок вьется позади. Бабушка еще долго стоит и машет. Тассо так и не шелохнулся ни разу.
…Вон и речка убегает назад, и остров он видит в последний раз — вытянулся, будто длинная черная рыбина.
— Где же лебеди? — говорит Стефан.
— Чего тебе? — спрашивает мать.
— Лебеди куда-то пропали.
— Улетели, наверное.
— Нет их, — говорит Стефан. — Я и не видел, чтобы они улетали.
Он опускает стекло. Внутри маленького салона сразу делается прохладно. Сзади раздается недовольный голос Сабины:
— Закрой. Дует.
Стефан высунулся, ничего не хочет слушать, да и знать ничего не желает, во всяком случае, Сабина ему сейчас не указ. Но тут мать говорит:
— Стефан! Окно!
— Что, что?
— Окно! Сквозняк устроил. Подними стекло.
— Сейчас. — И Стефан медленно, нехотя поднимает стекло. Он сидит молча, смотрит прямо вперед.
— Всегда ты со своими лебедями, — говорит сзади Сабина.
— Нечего вам цапаться, — раздается голос матери.
Река утонула средь простора полей. До самого неба — свежевспаханная земля, зелень молодых всходов. Стефан загляделся.
— А что сейчас бабуся делает? — спрашивает Сабина.
— Бабуся? — повторяет мать. — Сейчас?
— А завтра что? А послезавтра? А в воскресенье?
— Ничего особенного. Что каждый день делала, то и теперь будет делать: комнаты убирать, в саду копаться, в кооператив ходить. Так уж она привыкла.
— А нас-то нет, — говорит Сабина.
Мать следит за дорогой, крепко держа руль. Все молчат. Только мотор урчит. Бабушка осталась одна. Грустно ей будет и сегодня и завтра и еще много-много дней.
— Так уж устроено, — говорит мать. — Ничего не поделаешь. Надо так надо.
— А нам разве надо было? — спрашивает Стефан. — Надо было?
Мать молчит. И вдруг взрывается:
— Хотела бы я знать, почему ты все время спрашиваешь?! Нам дали квартиру. Наконец-то дали! Мы будем жить все вместе: ваш отец, вы оба и я! Это ж так ясно! Или ты, может быть, не согласен?
Дети молчат.
Сабина лежит между двумя сумками, свернутым одеялом и старой корзиной — спит, оказывается. Ротик открыла, надо лбом колышутся кудряшки. Так и кажется, что она заснула, не договорив последнее слово. Но Стефан не спит. Он сидит выпрямившись, весь напрягся и как-то совсем один. Мать говорит:
— Можно подумать — вы не хотите с нами жить.
«Хотим, конечно, — думает про себя Стефан. — Но надо, чтобы все было как у бабушки, и каждый день и всегда. И речка чтобы была, и Тассо, и остров, и лебеди — все, все чтоб было!» Так думает Стефан, но, в то время как он это думает, маленький белый автомобиль мчится сквозь сумерки, увозя его все дальше и дальше от его родины, имя которой — детство.