Не замечая сам этого, Стефан улыбается, зато Лариса замечает его улыбку и, глядя на него, тоже улыбается, правда, несколько озадаченно — она же не знает, чему улыбается Стефан.
— А вы что подумали? — спрашивает Лариса у ребят. — Кофе с пирожными будет, да? Нет, это потом, сперва поработать надо.
Пионеры приумолкли: они не против того, чтобы поработать, а тут еще кофе с пирожным! Вот здорово!
— Все вы новенькие в этой школе, — говорит Лариса, — все из разных мест, а если и попадаются берлинцы — они обязательно из разных районов города. Скажите, а есть здесь хотя бы двое из одного и того же места?
Есть, оказывается: братья Функе, Марио и Михаэль. Они как-то небрежно поднимают руки. В эту минуту интерес всего отряда сосредоточен на них, и оба так похожи друг на друга, что кажется, будто каждый представлен здесь дважды. Оба невысокие, лица нежные, немного девчачьи, только уши велики, но их скрывают густые темные волосы.
— Вы где до сих пор жили? — спрашивает Лариса.
— В Панкове, — отвечает тот Функе, который сидит слева.
— Кто из вас Марио, а кто Михаэль?
— Я — Михаэль.
— А как мне отличить, кто из вас Марио, а кто Михаэль, если вы случайно поменяетесь местами?
— Тогда ты ни за что не догадаешься, — говорит Функе, сидящий справа, то есть Марио. — Если мы тебе не скажем — ты ни за что не догадаешься, кто Марио, а кто Михаэль.
— А как же ваши родители?
— Они тоже путают. Узнают только, когда вплотную подойдешь.
Общее удивление, одна девочка говорит:
— Вы, значит, что хотите можете делать, да? И никто не узнает, кто напроказил?
— Да, это так, — говорит Михаэль Функе. — Но бывает, что нас по два раза наказывают, а то накажут меня вместо Марио.
— Или меня вместо Михаэля! — выкрикивает Марио.
Бывает же! Смех, да и только! И если Лариса сейчас не возьмет себя в руки — пионеры и так уже в лежку! — то весь сбор отряда насмарку, никто ничего не сделал, никто ничего не решил, проведена только беседа на тему о близнецах и о том, как трудно их различить…
— Знаете что, Марио и Михаэль, — спохватившись, говорит Лариса, — побеседуем об этом в другой раз, через недельку-другую. А сейчас перейдем к следующему пункту повестки дня. — Она молча смотрит на сидящих перед ней пионеров и снова спрашивает: — Может быть, мне еще раз объяснить, чем, собственно, занимается совет отряда?
К чему еще объяснять? Пионеры терпеливо смотрят на вожатую… Но если Лариса так хочет — пусть объясняет.
— Что ж, — говорит она, — тогда я лучше спрошу: у кого из вас были пионерские поручения?
Поднимается несколько рук: у Париса Краузе было поручение и у Риты, конечно же, у Михаэля Функе тоже. Еще четыре девочки поднимают руки и… кто мог бы подумать — Губерт Химмельбах! Хотя он только протоколы писал и один раз делал стенгазету. Это когда он еще в Эрфурте учился, в третьем классе. Выпуск стенгазеты у них был приурочен к открытию Международной выставки садоводства — ИГА.
— Садоводства? — переспрашивает Марио Функе.
— Это когда цветы выставляют. Со всей республики и из других стран тоже, — поясняет Губерт Химмельбах.
— Цветы? — удивляется Марио. — А пионеры тут при чем?!
— Мы туда помогать ходили, — говорит Губерт Химмельбах, — да и вообще…
— Чего вообще-то?
— Цветы — это очень красиво…
Слышны смешки. Лариса спрашивает:
— Что ж тут смешного?
Конечно, ничего смешного нет, но у Губерта, когда он говорил про цветы, был такой мрачно-серьезный вид, как будто дело шло о жизни и смерти.
Но надо же дальше двигаться, надо кандидатов выдвигать, список для голосования составить.
— Предлагайте, — говорит Лариса.
Все молчат. Одна девочка вдруг говорит:
— Мы же не знаем друг друга. Вот, например, Парис Краузе, мы не знаем его совсем…
— Я тут при чем! — взрывается Парис Краузе.
— Только для примера.
— Для примера ты кого-нибудь другого выбирай. Не хочу я в совет отряда. Не хочу — и все!
— Успокойся, пожалуйста, — говорит Лариса. — Чего это ты разбушевался! Знаете что, давайте представимся друг другу. Каждый совсем коротко расскажет о себе. Парис, может быть, с тебя начнем?
Не хочет Парис начинать. Он вообще ничего не хочет. Марио Функе говорит: