— Давай в школу, где вход в столовую…
— Тоже выдумал — в школу! В воскресенье, когда все закрыто. Да и вообще. Разве после всего пойдешь в школу? Что ты, чокнутый, что ли?
Но Стефан не унимается. Вдруг он громко выкрикивает:
— Губерт, нашел! Мы спасены! Скорее вниз, в сушилку!
— Что ж мне, там сразу и признаваться, да?
— А мы войдем тихо-спокойно, никто не обратит внимания. Давай пошли!
Стефан уже выскочил на лестницу, ни минуты не ждет, громко стуча, спускается, и Губерту страшно — если он не пойдет за Стефаном, он останется совсем один.
— Погоди! — кричит он вслед и сам пускается бежать. Лестница гремит, перила качаются, через подворотню Губерт выскакивает на стройплощадку. Там его ждет Стефан. — Теперь — спокойно! — говорит Губерт, и они неторопливо пересекают стройплощадку, а когда видят, что никто на них не обращает внимания, пускаются бежать прямо к пожарным машинам. А там детишки уже в салки гоняют, а ребята постарше силу друг другу показывают.
Не добежав, Стефан вдруг останавливается.
— Видишь, — говорит он. — Ничего там уже нет. Значит, немного набежало.
Какой-то мальчишка, должно быть узнав их, машет им. Оказывается, это Парис Краузе, в одном с ними классе учится. Волосы у него рыжие, шея длиннющая. Парис Краузе машет и машет.
Стефан и Губерт отвечают: видим, видим тебя!
— Бежим отсюда, — говорит Губерт.
Из толпы ребятишек еще кто-то машет им, а теперь и бежит к ним.
— Твоя сестренка! — кричит Губерт и убегает.
Стефан делает несколько шагов навстречу Сабине, издали велит ей остановиться, подходит и спрашивает:
— Что там случилось? Чего это пожарники приехали?
— Водички очень много. Папочка закрутил водичку.
— Папочка? — переспрашивает Стефан, хотя никогда отца папочкой не называет.
— В трусиках, — пищит Сабина, прижимая ладошку к губам — вот, мол, как весело! Но Стефану почему-то совсем не весело. Он говорит:
— Мокро там везде?
— Брррр! Мокренько-мокренько!
— Правда? — Стефан чуть улыбается и спрашивает: — Он очень сердился?
— Все сердитые.
— Почему это?
— Воду кто-то открутил. Потому.
Они смотрят на пожарные машины, туда, где играют дети. Из толпы снова выскочил Парис Краузе и снова машет им.
— Чего ему надо? — возмущается Стефан. — Пожарных мне и отсюда видно. Скажи ему — мне некогда.
Сабина скачет обратно, ей уже давно хотелось убежать. А Стефан знаками объясняет Краузе, что нет у него времени, и убегает к северной стене высотного дома, туда, где вход на лестницу. Там его ждет Губерт.
— Я думал, ты меня тут заморозить хочешь, — говорит он.
3
Дверь еще не заперта. Они поднимаются на первый этаж — сразу над цокольным, там никто не живет, квартир нет, только стоит всякая аппаратура. Тепло и сухо. Несколько голых лампочек. Стефан говорит:
— Знаешь, мне попадет. Герман воду закрыл.
— Герман? — переспрашивает Губерт.
— Отец. Чего ты — не помнишь уже?
— Почему это он? Вы же выше живете? Как же он заметил?
— Спроси что-нибудь попроще.
— Теперь и ты испугался?
Ничего Стефан не испугался. А может?.. — спрашивает он себя. Нет, так, как Губерт говорит, он не испугался.
— Ты чего стоишь? — спрашивает Губерт.
— Ну и стою, чего тебе? Где же эта сушилка?
Дверь за дверью они пробуют ручки. Двери тяжелые, железные, выкрашены серой краской — и все заперты. Стены не оштукатурены, под потолком — трубы и толстые пучки кабелей.
— Одному здесь страшновато, — говорит Стефан.
— А чего бояться? — спрашивает Губерт, идет дальше и наконец находит дверь, которая поддается. Довольно большое помещение тускло освещено, и непонятно, откуда свет. Шипит компрессор, на тонких поролоновых шнурах развешано белье. Шнуры — зеленые, желтые, красные. Сушатся распашонки, трусики, полотенца — может быть, той самой женщины, которая проходила мимо них еще до того, как все случилось? И чулки висят, и разноцветные носки, свитеры на плечиках, и совсем справа, где работает компрессор, — красная купальная простыня. Она такая большая, что можно подумать, ею сразу трое вытираются.
— Видал, — говорит Губерт, — повезло нам. — Он прячется за простыней и тут же высовывает голову — совсем как Петрушка: — Здрасьте! Наше вам с кисточкой… — Потом: — Иди сюда, здесь хорошо.
Стефан подходит. Губерт решительно отодвигает сразу пять полотенец, раздевается и развешивает свои вещи — весь Губерт развешан теперь на шнуре. Сам он садится в старое плетеное кресло, укутавшись курткой Стефана, — похож на боксера, который в углу ринга ждет удара гонга перед первым раундом.