Сам он два раза Тассо написал и последний раз вот что: «Приедем в воскресенье. Привет с Телебашни». А воскресенье — это сегодня. Да, сегодня!
Если бы они поехали…
А что было бы по-другому, если бы они поехали?
Все было бы по-другому! У бабушки бы он уже пирог уплетал. С вишнями, посыпанный сахарной пудрой. И с Тассо они бы уже на остров смотали… Жизнь была бы совсем другая! Да и вообще всё, всё будущее было бы другим.
По небу бегут облака, и сидеть так и думать Стефан уже не может… Облака все белые… высоко-высоко…
А если одному поехать?
Подхватиться и сейчас же поехать к бабушке? Проголосовал и поехал автостопом! Как Губерт предлагал?
Небо сейчас синее, облака тянутся на восток. Все дальше от дома, все дальше от Стефана, и если он сейчас соберется по-быстрому, он еще успеет за облаками… А сидеть так и думать — он не в силах!
Стефан берет лист бумаги и пишет: «Я поехал к бабушке. Не ищите меня — Стефан».
22
Выйдя из своей комнаты, Стефан замечает, что дверь в столовую только приотворена. Минуту поколебавшись, он тихо пробегает мимо.
А там внутри — мир и тишина! Герман сидит в кресле, читает газету. Сабина — у него на коленях. Она тоже читает газету, но с другой стороны. Если быть совсем точным — Герман газету не читает. Он уставился в большой лист бумаги, злится на Стефана и спрашивает себя, как до этого Сусанна: «Что случилось? С ума сойти можно! Неужели что-нибудь неправильно сделали?»
Сусанна — на кухне. Она готовит кофе и не подозревает, что Стефан убежал. Из кухни она окликает Германа:
— Тебе надо с ним поговорить.
Герман молчит. Спрятался за своей газетой и думает — здесь его никто не найдет. Но Сусанна повторяет:
— Надо тебе с ним поговорить, Герман. Не хочешь же ты прослыть дурным отцом!
Нет, дурным отцом он быть не собирается, но Сусанна иной раз такое скажет, что хоть на стену лезь! Впрочем, он спокоен и говорит:
— Да, я еще поговорю с ним.
— Чем скорей, тем лучше, — настаивает Сусанна.
— Знаю. Я сам знаю. — Газета шуршит — не хочет Герман ничего больше слышать! Да и Сусанне не о чем говорить с раздосадованным Германом. Надо дать ему успокоиться. Потом, когда все вместе сядут пить кофе, он будет добрым, тогда и поговорит со Стефаном.
Потом? Когда все вместе сядут пить кофе? Стефана-то нет! Взял куртку, немного денег — и вниз по бесконечной лестнице! А внизу сразу налево, вокруг дома, на мост — вон он уже бежит по набережной! На парапете сидят чайки, все в ряд, наглые такие — хоть руками хватай!
Обернулся он только один раз и увидел: стоит дом башня во всей своей красе, многие окна раскрыты, и если бы кто-нибудь сейчас выглянул, не разглядел бы Стефана — так далеко он убежал… Повернувшись к дому лицом, Стефан делает несколько шагов вдоль парапета — в душе и радость и прощание! Пусть Герман теперь знает! Пусть! А мама-Сусанна? Она испугается, будет тревожиться, ночь не спать… И сразу радостного и такого победного чувства как не бывало.
Стоит Стефан у парапета, не сводит глаз со своего дома, как будто он отсюда может разглядеть окно, из которого сейчас мать смотрит. Нет, не находит он его! Дом серый и чужой. Ивы на берегу зелено-желтые… не прошло и пяти часов, как они с Губертом там сидели, Губерт еще очень хотел на Огненную Землю… Как все изменилось с тех пор!
Отвернулся Стефан, сделал несколько шагов и снова побежал, словно ему есть куда спешить. Справа — кусты, каменная лестница. Здесь их Канадка подкараулил. «Дебил», как его Губерт называет. А Губерт-то теперь один остался… Нет, и Гаральд-каноист там и Лариса! Но Стефану надо бежать, назад дороги нет… Углубленный в эти мысли, он вдруг видит на скамейке каноиста! Кого это он ждет в новых сверхсиних джинсах?
— Гаральд! — зовет Стефан. — Как это ты здесь?
— Здесь, как видишь. А они что ж, отпустили тебя?
— А что ты еще знаешь?
— Вроде бы все знаю.
— Я сам убежал, — говорит Стефан.
— Сам? Ну, потом вдвойне расплачиваться придется.
— «Потом» не будет. Я к бабушке уеду.
— К бабушке? — говорит каноист, приглаживая бороду и долго рассматривает Стефана. — Значит, к бабушке. Удрать задумал.
— Вот-вот.
— И никто ничего не знает?
— Никто.
— Присаживайся, — говорит каноист. Но Стефан не садится. Каноист отодвинулся и хлопнул рукой по скамье. — Садись давай!
— Времени нету.
— К бабушке хочешь? Ну-ну. Но то, что вы с раствором натворили, никуда не годится. Глупость великая!
— Что было, то и было. Пошутили.
— Вздор! Глупость! Как варвары вели себя!