— Мое хобби, — говорит он. — На Черное море на нем поеду.
Маленький автомобиль быстро набирает скорость. Деревья бросают тень на довольно узкое шоссе. Много закрытых поворотов. Большое встречное движение. Но Калле правит и болтает как ни в чем не бывало! Стефану не очень-то по себе. Калле спрашивает:
— Может, сбросить скорость?
— Да что вы! Не надо. У нас тоже «Трабант»: Только — 600. У меня мать любит с ветерком ездить.
— До самого Черного моря так поеду, — говорит Калле.
По сторонам — дома. Это уже Рюдерсдорф. Несколько поворотов, и синий указатель — въезд на автостраду.
— Здесь и голосуй! — говорит Калле. — Наверху они не останавливаются. Запрещено. Да и скорость велика, не хотят сбрасывать.
— А докуда мне ехать?
— До Брумберга, — говорит Калле. — От Брумберга — шоссе на Фрайенвальде. Ты, я вижу, плохо ориентируешься. Может, тебе и в Фрайенвальде не надо?
— Мне дальше. До Старого Одера.
— Ну, тогда езжай! — говорит Калле.
Синий дымок… антенна качается, и нет Калле!
Неплохо, если б еще кто-нибудь остановился. Но все едут дальше прямо, а кто сворачивает на автостраду — загружены до чертиков.
Значит, ждать. А если все-таки подняться на автостраду? Правда, почему не подняться? Вон они там со свистом пролетают. Сотня шагов, и Стефан уже наверху. Машина за машиной. Воскресный вечер — все спешат домой. Несутся, будто это дело всей жизни! Колеса, покрышки — мимо, мимо. Стефан уж и руку не поднимает.
Из вереницы автомашин выныривает мотоцикл, мигалка — направо. Съезжает на обочину, останавливается. Но не ради Стефана, нет!
Мотоциклист весь в черной коже. Шлем — красный. Он его как раз снимает. Расставив ноги, стоит полусидя, покачивается то вправо, то влево. Слушает. Только теперь замечает Стефана. Смотрит на него, как человек с планеты Марс. Снова качается, слушает…
Сейчас или никогда! — решает Стефан.
Мотоциклист поднял голову. Очень похож на Канадку, разве немного постарше. Черные волосы слиплись, вокруг глаз белые круги от автомобильных очков.
— Сломалось? — спрашивает Стефан.
— Подъехать хочешь — так и говори.
— Да, так и скажу. Что сломалось-то?
— Передний амортизатор, наверное…
— А это, может быть, опасно?
— Может быть — это уж завсегда. Но я тебя все равно не посажу. Куда тебе надо-то?
— До Блумберга.
— Блумберг. Нечего и говорить. Пешком доберешься.
— Мне еще дальше. До Старого Одера.
Парень снова раскачивает машину и слушает. Потом напяливает шлем. Поправляет огромные черные очки. Надевает кожаные перчатки-краги и кивком указывает Стефану — садись!
Стефан садится, опускает педали, обхватывает черного парня. Тот нажимает на стартер, дает газ, включает скорость и медленно трогает, выезжая на автостраду. А здесь — уж никаких ограничений…
Рывок вперед, колеса проворачиваются, ветер свистит в ушах! Это ветер счастья, он уносит его к Тассо, к бабушке, на остров лебедей! Кто уж тут думает об амортизаторе?!
До Блумберга они домчались мигом. Слишком быстро. И вот Стефан снова один. Он растирает руки, глубоко вдыхая прохладный деревенский воздух. Уже вечер, но еще светло.
На повозке он добирается до соседней деревни. Подвез его лесник. Рядом с ним сидела жена. Потом его сажает «Лада». Небольшой кусочек он подъехал на тракторе и, в конце концов, на микроавтобусе «Баркас». В нем оркестр трубачей. Едут домой. Оркестранты все пожилые, спят на задних сиденьях. А для Стефана, севшего впереди, наступает райская жизнь: колбаса салями, хлеб, мелко нарезанное яблоко — все с праздничного стола. Шофер подвигает Стефану разложенные на фольге яства. Стефан уминает вовсю. А шофер, уже не молодой, глядя на него сбоку, спрашивает:
— Давно не ел небось?
— С утра, — отвечает Стефан. А ведь сегодня утром они все вместе завтракали, мирно сидели за красиво накрытым столом — и джем, и мёд, и поджаренные хлебцы… И Герман еще говорил: «Хорошо мы живем. Всегда бы так».
Но вышло-то, не всегда! Стефан сейчас на пути к бабушке. И самый последний отрезок — он уже ночью идет пешком. Устал, здорово устал. Ноги еле волочит. Глаза ничего не видят. Но далекие огоньки манят его все дальше и дальше… А остановишься — такая тишина! До самых звезд тишина. Уши давит.
Домик бабушки — пятый. Такой он родной, как будто Стефан и не уезжал никуда! Слева — дверь. Два окошка. Оба темные, как все другие в деревне. Стены притихли. Будить бабушку или нет?
Так спать хочется. Скорей бы в теплую постель! Но ведь разбудишь бабушку — посыплются вопросы. «Охи» и «ахи», руками всплеснет — все это, мол, она заранее знала: ох уж эти городские дети!