Она бросила на кровать платье, сняла башмаки и нижнюю юбку и в одной рубашке нырнула под одеяло.
— Это не все, — отозвался Лахлан, — распустите волосы.
Господи, неужели у него глаза на спине?
— Волосы?
— Да, я посмотрю, не повреждена ли голова.
— Ради всего святого, на голове нет ни царапины, — сказала Регана, распуская волосы.
Золотые пряди упали на плечи. Регана натянула одеяло до подбородка.
— Ну что же, давайте покончим с этим, — произнес Макгрегор. — С чего начнем?
Он больше не выглядел ни злым, ни раздраженным. Регана посмотрела на его обнаженные ноги, видневшиеся из-под килта, сглотнула и сказала:
— У меня болит только спина.
— Наконец-то вы признались. Повернитесь.
Поколебавшись, Регана повернулась на бок, радуясь, что не придется смотреть ему в лицо. Она его не видела, но чувствовала взгляд, и задрожала, но не от холода. Потом закрыла глаза.
Макгрегор отбросил одеяло, убрал упавшие на спину волосы и коснулся темного пятна чуть выше края сорочки.
— Ой!
— Здесь синяк, — произнес он. — Ложитесь на живот.
Она легла и уткнулась лицом в подушку. От стыда ей хотелось провалиться сквозь землю. Хорошо еще, что он не опускает одеяло ниже талии. Регана наслаждалась прикосновением его теплых рук, которые гладили ее спину. Вдруг Регана подскочила.
— Больно?
— Да.
Его большие ладони добрались до шеи, а пальцы зарылись в волосы.
— Хм…
— Что?
— Синяков нет.
— Я же говорила.
— Похоже, спине досталось больше всего. Я велю служанке приготовить мазь. Сегодня вы останетесь в постели.
— В этом нет необходимости.
— Вы будете слушаться меня или…
— Или что?
— Вам лучше этого не знать, уж поверьте мне, — прорычал он.
Регана услышала удаляющиеся шаги, повернулась и увидела закрывавшуюся за Макгрегором дверь. Тут она заметила зеркало, установленное прямо напротив кровати. Значит, даже отвернувшись, он видел ее отражение! Неудивительно, что у него было такое довольное выражение лица.
— Мерзавец! — в сердцах произнесла девушка.
Она представила, как он разглядывает ее в зеркале — руки, шею, волосы.
— Ты развратница, Регана Саутуорт, — сказала она, глядя в зеркало.
«Примирись, ты не хотела, чтобы он уходил».
Она была готова поклясться, что эти слова исходили прямо из стен. Регана судорожно потянулась за одеждой, ей хотелось убежать из этой комнаты.
Лахлан шел к себе, слушая голоса.
«Ты хочешь вернуться к ней».
Он уже привык к голосам замка, но никому не говорил, что слышит их. Его отец тоже слышал голоса, но, когда рассказал об этом, его посадили под замок. И чтобы избежать подобной участи, Лахлан молчал.
Лахлан чувствовал, что руки его вспотели и мушкет вот-вот выскользнет из них. Мысли о мисс Саутуорт преследовали его. Он только что видел все ее прелести и, наверное, до самой смерти не забудет это прекрасное зрелище. Безупречная линия бедер, приподнятые груди с тугими сосками… Чувственность, с которой она распускала волосы.
Неужели Макаскил видел эту девушку обнаженной? Ревность жгла его словно огнем. Ничего подобного он еще не испытывал.
Лахлан чувствовал какую-то странную власть над собой этой девушки. Стена безразличия, которую Лахлан воздвиг вокруг себя, помогала ему в детстве жить, мириться с тем, что придется всю жизнь провести в замке Друидхан, охраняя его секреты. Но стоило ему оказаться рядом с Реганой, как он чувствовал, что стена эта потихоньку рушится. И, несмотря на коварные советы замка, старался держаться от мисс Саутуорт подальше.
Лахлан шел в северное крыло, за ним неотступно следовали собаки. Когда-то эта часть замка была его любимой. Он укрывался здесь от пьяного отца, от равнодушия матери. Только сейчас, с приходом мисс Саутуорт, он осознал, насколько изолирована была эта часть замка.
Лахлан остановился и стоял около двери своей комнаты, пока Джиллис не открыл ее.
— Добрый день.
Лахлан молча вручил ему мушкет:
— Убери это.
В замке существовал многовековой обычай хранить оружие под замком. Он появился после того, как пятый лорд Макгрегор застрелил свою жену, слугу, которого застал в ее постели, судью и нескольких приставов. Жизнь его закончилась в петле.
Джиллис взял оружие и, нахмурившись, спросил:
— Что случилось?
— Ничего.
— Прошу прощения, но я знаю вас с пеленок и вижу, когда вас что-то беспокоит. Может быть, нога? Неужели припарка не действует?