Желание Майлиуса пойти вместе с ним Алекса немного расстроило. Хосмену на мгновение показалось, что Ричард ему не доверяет. Алекс прокручивал в памяти разговор десятиминутной давности:
– Ну и видок у тебя, – скривил рожу Майлиус. – Ты что, никак передумал?
– Ты сам все лучше меня знаешь.
Алекс ощутил внезапный приступ ярости. Убийство стало бы своеобразным ритуалом очищения души от снедавшей ее черной злобы.
– Это не убийство, а отмщение, – ухмыльнулся Ричард.
Убийцей был Филипп Кью, хотя, вне всякого сомнения, его белые ручки были чисты. Он нанимал других делать грязную работу за себя, но был столь же виновен, как если бы собственными руками отправил восьмерых человек на тот свет.
– Я все же думаю, что ты должен мне позволить пойти с тобой, – подытожил Ричард Майлиус, похлопав по рукоятке своего большого охотничьего ножа.
– Нет, – Алекс застегнул патронташ. И причиной для отказа послужило то, что Ричарду не хватало холодной рассудительности. Он был слишком подвержен эмоциям, и в итоге импульсивный гнев делал его слишком уязвимым. Всем сердцем Ричард ненавидел и презирал Филиппа Кью, ибо именно Кью отнял у него самое главное – веру в справедливость.
Ненависть Алекса по отношению к Кью кардинально отличалась от ярости Ричарда. То было куда более холодное и трезвое чувство. Чистота ненависти и подвигла его на убийство. Майлиус был слишком непостоянен. Вследствие этого неуправляем и опять-таки уязвим.
– Тут полным-полно судов, – сказал Алекс. – Так что будет лучше, если ты останешься здесь да присмотришь за «Лаки». На берегу тоже слишком много народа.
– Да это, я думаю, в основном зеваки да любители погулять, – ответил Майлиус.
Алекс застегнул кобуру на револьвере, который они купили в Нью-Касле полгода назад.
– Патронов-то тебе хватит? – спросил Ричард.
– О, господи, да сколько же раз я должен, по-твоему, в него выстрелить? – Расстегнув замшевый жилет, Алекс продемонстрировал заправленные в пояс-патронташ боеприпасы.
– Пять зарядов, – констатировал Ричард. – Ну, с Богом, малыш. Времени мало. А я позабочусь о том, чтобы наш «Лаки» был готов в любой момент поднять якорь.
Спустив шлюпку на воду, Алекс погреб к берегу. Волны перехлестывали через борт.
Алекс старался не думать о том, что ему предстоит. Когда в действительности что-то оказывалось не так, как представлялось вначале, появлялось чувство неудовлетворенности собой. Исправить же, как правило, уже ничего было нельзя.
Странное дело, после гибели брата и племянника Алекс вдруг острее начал чувствовать, или, вернее, ценить жизнь. И Филипп Кью должен заплатить ту же цену.
Гилберта Ричард с Алексом нашли через четыре года с того самого момента, как судьба свела их. Не то чтобы они все время занимались поисками, просто в один прекрасный день Майлиусу все надоело. Он продал ферму в Шотландии, купил небольшой пароходик, и они стали жить свободно как птицы – ни к чему не привязываясь, нигде не задерживаясь. Алекс долго не мог привыкнуть новой жизни; ему нравилась ферма, он часами мог наблюдать за ягнятами, любил запускать руки в овечью шерсть… Став скитальцем, Алекс вновь остро почувствовал свое сиротство. Майлиус это понял и сделал для него невозможное: нашел брата! Гилберт тогда уже работал в пивоварне Шарля Совиньи, выходца из Канады, и серьезно подумывал о том, чтобы перебраться за Атлантический океан – куда-нибудь в Штаты или ту же Канаду. Встреча с Алексом все изменила. Гилберт остался в Англии, вскоре женился и, чтобы прокормить семью, устроился на угольную шахту в Нью-Касле…
Мыс лодки проскрежетал по прибрежному гравию. Алекс сложил весла и выпрыгнул на сушу.
Хосмен спрятал лодку на берегу, привязав ее к пирсу. В данных обстоятельствах Алекс должен был быть крайне осторожным. Кто-нибудь запросто мог украсть утлое суденышко, а доплыть до пароходика без лодки Алекс просто бы не смог.
Выбравшись на набережную, он вскоре оказался на мощенной камнем улице. Алекс шел мимо банков и отелей, магазинов и театров, парков и бульваров. Он читал таблички с названиями улиц, отстраненно наблюдал за группками что-то возбужденно обсуждающих людей.
Ипсуич представлял для Алекса совершенно незнакомый город, но он точно знал место, где проживал Кью. Хосмен подробнейшим образом изучил данный район по карте, и этот план четким образом навсегда остался в его голове.
Проходя мимо ярко освещенного отеля, Алекс обратил внимание на трех девушек, вылезающих из кареты, разодетых в шелка и кружева. Они о чем-то спорили, и та, которая была одета вычурное остальных, говорила своим спутницам, что они опоздали «из-за нашей Золушки».
– Белинда, как тебе не стыдно! – прервала ее блондинка с фарфоровым личиком. – Кстати, это была твоя идея, чтобы Гвенда поехала с нами.
– Милые мисс, не ссорьтесь. Все еще только занимают места, а кареты доктора Мэйна пока не видно.
– Пойдемте скорее, нам незачем стоять на дороге, – сказала Белинда, посмотрев на проходившего мимо Алекса.
Хосмен ощутил внезапную дикую тоску по пустынной величественности моря. Ну ничего, уже немного осталось, мысленно убеждал он себя. Очень скоро он вернется в привычный для него мир. Но прежде ему необходимо отыскать главную цель своего прибытия в Ипсуич, дом на Харбор-стрит. А затем он сможет отправиться домой, на остров. Именно там он попытается продолжить ту жизнь, что была так бесповоротно изменена Филиппом Кью.
Алекс подумал, а каково это – убить человека, погубившего Гилберта и Кристиана? Возрадуется ли наконец его отмщенное сердце? Или же ему просто станет снова весело и радостно на душе? Прогонит ли осуществленная месть ощущения утраты и предательства, снедавшие его с момента трагедии? Может, он вообще ничего не почувствует. А как было бы здорово, если б он вообще перестал теперь что-либо чувствовать. Бесчувствие стало бы блаженством после долгих месяцев душевных мук и самоубийственной скорби.