Бечева, бечева и брод. Вот теперь способ передвижения. С косы на косу, с берега на берег. В одном месте, когда мы не могли осилить стремнину, я далеко закинул весло, его резко отбросило назад. Рукоятью ударило по лицу и вышибло трубку. Она завертелась в водовороте и пропала.
Трудно. Лодка перегружена. При малейшем крене вода переливается через борт.
— Благослови, Христос! — шепчет Баженов.
Вечереет рано и быстро. Небо — в сплошных свинцово-черных тучах. Только успели поставить палатки, пошел дождь. Тайга зашумела, стало темно. Из-под соседнего полога донеслись бормотание и вскрик. Это Неокесарийский. Он болен. А у нас даже градусника нет, не то что врача. «Кесарь» долго бредит, у него сильный жар.
5 августа. Самым дождливым месяцем в этих местах считается июль. Но вот август, а дожди идут. Дождь к утру перестал, но с неба свисают лохматые тучи.
Давно забыты весла, оставлены шесты, тащим лодки за уключины или канатом. Вода холодная, ноги быстро «заходятся», как говорит Баженов. К. В. далеко уехал вперед, и теперь мы идем по его заметам. Там, где возникает протока или вливается речка, К. В. ставит шест с прикрепленной бумажкой, где сказано, каким идти путем. Встречаются иногда тяжелые перекаты: толща воды сантиметров пятнадцать. И тут без «Дубинушки» уж никак не обойтись.
Лодка Соснина попала под корягу, наполнилась водой, и все вещи всплыли. На мешке муки лежало ружье. Так оно и поплыло. Но вытащили мешок, а с ним и ружье спасли. Погибли безвозвратно весы.
— Одни гири остались, — разводит руками Соснин.
Полез вытаскивать лодку, встал на бревно и свалился в воду. Вылез на берег и, ни к кому не обращаясь, мрачно сказал: «Не повезло». Это было смешно…
Слоистые облака багровели от заходящего солнца. Никогда я еще не хотел отдыха, как сегодня. По приблизительным подсчетам, в этот день мы прошли десять километров, — это очень много.
6 августа. Бледно-голубое небо, чистое, свежее, с белыми барашками облаков. Будто мылось оно да второпях не всю мыльную пену с себя смыло. После пасмурных дней оно особенно приятно. Приятно еще и потому, что в жаркий день не так досаждает мошка, больше отсиживается в тальнике, на подкладке листьев. Но только стоит потревожить ветви, как она тут же облепляет лицо и одежду. Но мошка эта вяла и больше ползает, чем кусает.
Едем вдоль левого берега Амгуни. Он обрывист. Словно любуясь собой, с него свисают над водой деревья. Почти сплошь берега усеяны шиповником с красными шариками плодов.
Догнали отряд К. В. Он на другом берегу. Оттуда доносится: «Инда-бира-бей!.. Инда-бира-бей!» Это они тянут волоком лодки.
Ехать становится все труднее и труднее. Сегодня мы чуть все не утопили. А может, кто утонул бы из нас. Ни на веслах, ни на шестах, ни бечевой нельзя было обойти затонувшее дерево, — перебирались по его ветвям. Одна не выдержала, течение тут же развернуло нос. Перваков не отпустил свою, напротив, стал подтягиваться. Лодка накренилась, и вода хлынула через борт. Баженов испуганно вскрикнул. Перваков отпустил ветвь, и нас выбросило на быстрину. Изогнувшись всем корпусом, рискуя вывалиться через борт, я направил лодку к берегу.
— Греби! — видя, что нас сносит, закричал я.
Пристали к другому берегу много ниже злополучного места. И снова нам предстояло преодолевать его. Как и другим. Но не всем. Иные прошли его благополучно.
Небо до обеда ясное. Туча пришла с севера. Загремел гром. Сверкнула молния. Стало тихо. Словно природа стала прислушиваться к наступающей грозе. Откуда-то налетевший ветер пригнул деревья, поднял гребни волн на Амгуни, бросил капли дождя, и все завертелось.
Плыли. Останавливаться бесполезно. Мокрые, добирались до бивака.
7 августа. Видны уже горы. Одна из них зеленая, другая — снежная. Это целая цепь гор. «Зеленая» по-эвенкийски — «Лалта», «снежная» — «Уалта». Так сказал проводник.
Чем выше поднимаемся, тем оживленнее становится край. Когда я совсем не ожидал, словно в насмешку, пролетела над головой стая уток. Недалеко от берега пищат рябчики. И часто попадаются на берегу следы то медведя, то сохатого.