К а т я (чтобы уйти от этого разговора). Скажи, чем ты занимаешься?
Ж о р а. Скажу, а что мне за это будет? Мне будет то, чего Жора хочет?
К а т я. Ничего тебе не будет. Можешь не говорить.
Ж о р а. Ты что-то не очень нормальная псишка. Чего-то тебе не хватает, чтоб стать мажоркой.
К а т я. А я не хочу быть ни нормальной псишкой, ни мажоркой!
Ж о р а. Тю-тю! В моей берлоге должны быть только нормальные псишки. Только нормальные. (Пытается обнять Катю.) Хлопот мне и по ту сторону берлоги хватает.
К а т я (мягко отстраняясь). Но ты мне так и не сказал, чем ты занимаешься. Вот у моей мамы любовник, так он — водитель такси. А ты кто?
Ж о р а. Твоя мама нормальная псишка. Жаль, старовата для меня. Я? У меня сегодня самый модный промысел, переписываю на рентгеновские ребра американский джаз.
К а т я. На рентгеновские ребра?
Ж о р а. Достаю по дешевке у одного малявки отработанные рентгеновские снимки. Ну, кроме того, покупаю у интуриков кассеты с записями и сбываю с прибылью.
К а т я. Таких называют «фарцовщики»?
Ж о р а. А это неважно, псишка, как называют, важно, как они живут. Так достать тебе вельветы с лейблом?
К а т я. Нет, мне не надо! (Порывисто встала.)
Ж о р а. Ты чего?
К а т я. Пойду домой.
Ж о р а. А я тебя не пущу, и запомни, псишка по имени Кэтрин: если Жора чего хочет, то он любой ценой своего добьется.
К а т я. Я сейчас позову Асана.
Ж о р а. Зови, он же и послал меня к тебе. (Хватает ее за руки.)
К а т я (вырывается). Отстань!.. Ненавижу!
Жора молча выламывает ей руки.
К а т я (что есть силы кричит). Пусти!
В дверях появляется А с а н.
А с а н. Жора, я проснулся. Спал и проснулся. Ты зачем трогаешь Кэтрин? Тебе мало того, что ты взял от меня Люсика и Зинка? Ты хочешь еще взять и Кэтрин? Но она нужна мне.
Ж о р а (встал). А ну, сыпь отсюда!
А с а н. Только с ней.
Катя в растерянности переводит взгляд с одного на другого и вдруг с криком бежит в сад.
А с а н. Зачем ты, Жора, ее трогал?
Ж о р а. Ты что, из-за псишки хочешь друга потерять?
А с а н. Жора!
Ж о р а. Асан!
Вбегает В с е в о л о д.
В с е в о л о д. Где Катя?
Ж о р а. Ты кто? Как ты попал сюда?
В с е в о л о д. Где Катя?
А с а н (оглядывается). Верно, где Кэтрин?
Двор, освещенный фонарем. Как маятник, мечется возле беседки Р у с л а н.
Р у с л а н. До сих пор ее нет… И опять ее будут ругать. Прошлый раз мать колотила ее. Хорошо, я догадался позвонить им в квартиру, и она перестала… Ах, если бы она послушала меня. Я подошел бы к ней и сказал: «Ты слабеешь, Катя. А слабые гибнут». Но она вряд ли послушает… Как жаль, как бесконечно мне ее жаль! На глазах у всех людей гибнет человек, и никто этого не замечает. А потом будут жалеть, казнить себя, винить… Откуда у людей столько черствости и равнодушия?
Появляется К а т я.
Р у с л а н. Ты вернулась! Как хорошо, что ты вернулась!
К а т я. Кто ты?
Р у с л а н. Меня зовут Руслан. Это так меня мама назвала. Она хотела, чтобы я был сильным, но я в детстве болел менингитом, и из меня богатырь не вышел.
К а т я (растерянно, смотрит на окна своей квартиры). Ты об этом жалеешь?
Р у с л а н (радуясь, что видит Катю). Конечно, маме было бы приятно, если бы я был здоровый. Но как хорошо, что ты вернулась. Я почему-то боялся за тебя.
К а т я. Боялся? Но я тебя даже не знаю.
Р у с л а н. Что ж, зато я знаю тебя. Вот говорю с тобой, гляжу на тебя — и я счастлив!
К а т я. Счастлив? Неужели так нужно немного, чтобы быть счастливым?
Р у с л а н. Это немного? Да я готов кричать от радости. И закричал бы, только боюсь одного пенсионера. Он всегда плохо спит, и от этого злой. Но я не сержусь на него. Он уже прожил свою жизнь, много обидел людей, и теперь ему тяжело.
К а т я. Как ты интересно говоришь… А у меня сегодня нехороший день. И не только сегодня…
Р у с л а н. Я знаю, это у тебя с той ночи, когда ты плакала в беседке.
К а т я. Так это тогда был ты? Я испугалась тебя.
Р у с л а н. Да, но я не хотел тебя пугать. Мне тебя было жалко.