У всех, кто входил в кают-компанию с палубы, волосы были растрепаны. Гуэн был не таков. Я бы не удивился, если бы выяснилось, что вместо помады волосы у него смазаны столярным клеем, так они были прилизаны. Среднего роста, полный, но не толстый, гладкое, лишенное морщин лицо. На носу пенсне, которое очень шло его облику цивилизованного и светского человека.
Взяв с подставки стакан, Гуэн выждал, когда судно займет надлежащее положение, быстрым, уверенным шагом подошел к столу и сел справа от меня.
— Вы позволите? — спросил он, взяв бутылку виски.
— Чужого не жаль, — отозвался я. — Я только что стащил ее из шкафа мистера Джеррана.
— Повинную голову меч не сечет. — Гуэн наполнил свой стакан. — Теперь и я стал сообщником. Ваше здоровье.
— Полагаю, вы от мистера Джеррана?
— Да. Он чрезвычайно расстроен. Очень, очень жалеет бедного юношу. Какое несчастье. — В характере Гуэна я обнаружил новую черту: обычно его заботили лишь собственные выгоды. Являясь экономистом кинокомпании, он прежде всего должен был думать о том, как скажется на интересах компании смерть одного из участников съемочной группы. Но Гуэна, оказывается, волновала человеческая сторона дела, и я понял, что был несправедлив к нему.
— Насколько я понимаю, — продолжал он, — причину смерти вам пока не удалось установить.
Дипломатия была второй натурой Гуэна. Проще было сказать, что я не нашел ключа к разгадке.
— Я не нашел ключа к разгадке, — сказал я вместо него.
— Если будете так откровенничать, карьеры вам не сделать.
— Ясно одно: причина смерти — яд. Я захватил с собой несколько справочников, но проку от них мало. Чтобы яд определить, необходимо или выполнить лабораторный анализ, или наблюдать действие яда. Большинство ядов имеют характерные симптомы. Но Антонио умер прежде, чем я вошел в его каюту. Инструментарием же для вскрытия я не располагаю. Ко всему я не патологоанатом.
— Вы убиваете во мне доверие к профессии врача. Цианид?
— Исключено. Антонио умер не сразу. Достаточно двух капель цианисто-водородной кислоты, даже небольшого количества кислоты, применяемой в фармакологии, — а это двухпроцентный раствор безводной синильной кислоты, — и не успеет ваш стакан упасть на пол, как вы мертвы. Цианид — это всегда преднамеренное убийство. Случайно им отравиться невозможно. А я уверен, что смерть Антонио — случайность.
— Почему вы думаете, что это случайность? — спросил Гуэн, налив себе еще виски.
— Почему я уверен? — повторил я. Ответить на этот вопрос мне было трудно, тем более что я был уверен, что это отнюдь не случайность. — Во-первых, ни у кого не было возможности подсыпать Антонио яд. Известно, что до самого ужина Антонио находился в каюте один. — Взглянув на Графа, я поинтересовался:
— У Антонио в каюте были собственные съестные припасы?
— А как вы догадались? — удивился Граф.
— Я не гадаю. Я действую методом исключения. Так были?
— Две корзины, набитые стеклянными банками. Я, кажется, говорил, что из жестянок он не ел. В банках были какие-то овощи и всевозможные детские пюре. Очень привередлив был по части еды бедный Антонио.
— Тогда я начинаю понимать. Я попрошу капитана Имри изъять эти продукты, чтобы отдать их по возвращении на анализ. Однако вернемся к возможности преднамеренного отравления. Придя в столовую, Антонио ел то же, что и все...
— Кроме фруктовых соков, супа, бараньих котлет и картофеля, — возразил Граф.
— Да, кроме. Но что он съел, ели и мы. Выйдя из столовой, он сразу направился в каюту. Во-вторых, кому бы пришло в голову убить такого безобидного мальчика, как Антонио? Тем более что никто с ним прежде не был знаком. Только маньяк стал бы травить кого-то, находясь среди столь ограниченного числа людей и зная, что шансов скрыться у него нет: в Уике нас будут ждать детективы из Скотланд-Ярда.
— Может быть, маньяк решил, что именно так станет рассуждать человек со здравым умом? — предположил Гуэн.
— А какой это английский король умер от того, что объелся миногами? — спросил Граф. — Лично я уверен, что злополучный Антонио умер, объевшись хреном.
— Вполне возможно, — отозвался я, отодвигая стул, чтобы встать из-за стола. Но встал не сразу. Слова Графа запали мне в память. В отдалении я услышал как бы звон колокольчика, напомнившего мне, что где-то неподалеку стоит костлявая с косой, быть может, готовясь нанести очередной удар. Зная, что оба наблюдают за мной, я вздохнул. — Но это одни лишь предположения. Надо позаботиться о бедняге Антонио.