В тот вечер Чун Сиг долго лежала с открытыми глазами и думала о большой счастливой стране.
Проснулась она от громкого стука. Потирая кулачком глаза, она видела, как мелькнули к заднему окну две фигуры: отца и незнакомого человека, который так долго и интересно рассказывал ей вечером о большой счастливой стране.
Ворвались жандармы. Они разбрасывали все, что попадалось под руку, заглядывали всюду.
Все поплыло в каком-то угаре. Чун Сиг кричала от страха, ее откинули в угол; на полу недвижно лежала мать; плакала бабушка. А отец-партизан и незнакомый человек успели скрыться.
Много поняла Чун Сиг с того вечера. На этот раз поняла правильно.
С тех пор прошло немало памятных дней. Вместе с матерью девушка радовалась изгнанию оккупантов с родной земли. Вместе с нею она ходила на митинги в центр города. А потом опять началась война. Горели от напалма селения. Народная армия встала на защиту страны от новых оккупантов. Два долгих года длилась схватка героического народа с американской армией и предательской кликой Ли Сын Мана. И справедливость победила. Северная Корея завоевала себе свободу.
Через некоторое время после победы Чун Сиг оказалась в Советском Союзе, среди людей, ставших ей родными. Девушка была счастлива. Занималась она усердно, ей много помогали подруги. Она хотела быть хорошей учительницей.
Как-то после зимней сессии ее вызвали в профком.
— Можно теперь и отдохнуть, — сказали ей.
— Можно, — подтвердила Чун Сиг.
— Поедешь в дом отдыха.
— Кто? Я?..
Вечером она взволнованно говорила Нине:
— Совсем непонятно: я — в дом отдыха! — И все спрашивала: — Может, ошибка?
— Никакой ошибки нет, Чун Сиг, — отвечала Нина. — Кто трудится, тот должен отдыхать. Это наши порядки.
Чун Сиг нравятся такие порядки: хорошие порядки!
Однажды — это было весной — наступил чудесный теплый вечер. Только что прошел дождь. Подруги сидели на подоконнике и, словно зачарованные, вглядывались в сумерки.
Тишину вечера иногда прорезал шум трамвая да со Всполья доносились гудки паровозов. А потом опять все замирало.
Они сидели молча, думали о своем. Нине вспоминался родной городишко Нерехта, мать, которая больше всего сокрушалась, что дочь поедет по распределению на Восток. Уж как она радовалась, когда Нина вместе с Чун Сиг приехала на несколько дней домой! Не знала, куда усадить Чун Сиг, чем попотчевать.
Нина думала о тех днях, промелькнувших очень быстро… Вдруг ей почудилось, что Чун Сиг поет, тихо-тихо. Мелодия была знакома:
…Я другой такой страны не знаю…
— Разве у вас поют эту песню? — спросила Нина.
— Это первая русская песня, которую я узнала на своем языке. Она мне очень нравится…
Сейчас Чун Сиг учительствует у себя на родине.
Я дописываю эти строчки, и у меня встает перед глазами класс. Сорок пар глазенок внимательно смотрит на молодую учительницу.
— Продолжаем наш урок, — говорит она.
Сорок ребятишек мысленно повторяют: «Продолжаем».
Чун Сиг стала хорошей учительницей.
1955 год.
Коммерсанты
Мальчишек во дворе много. А вот чтобы они были дружны — этого не скажешь. С утра, бывает, соберутся вместе, но разговаривать станут и поссорятся, а то еще и подерутся. Так каждый день.
Правда, Минька Добрецов и Павлик Уткин никогда не ссорятся между собой. Они и в школе за одной партой сидят, и в кино вместе ходят. Родители их тоже дружат. Когда мать Павлика приходит к Минькиной матери, вспоминают они, как гуляли в девчонках. Послушать их, так можно понять, что и они немало озорничали.
У Павлика, кроме матери, никого нет, а у Миньки есть еще старший брат — шестиклассник Семен, который важничает и все время куда-то торопится. Успевает он только поозорничать над Минькой. Сейчас еще не так, а вот когда Минька был поменьше, Семен стаскивал его с кровати за ноги и держал вниз головой. Минька, конечно, ревел — не очень-то приятно болтаться в воздухе, а Семен пел:
Затем говорил: «Надо перевернуть пластинку», — и ставил братишку на ноги.