Отношения мужчины и женщины не могут остановиться в одной точке. Они похожи на набирающий ход поезд. Даже если любовь кончилась, поезд продолжает идти вперед. Топливом для него служат чувства женщины. Женщина постоянно требует от машиниста везти ее все к новым и новым местам, искренне веря, что они окажутся лучше нынешних. А испытав разочарование в конце пути, женщина садится в следующий поезд и ждет встречи с новыми станциями.
Женщины — оптимистки по самой своей сути.
На какую станцию он может уехать, если сядет в поезд с Хинако? Конечно, совсем не обязательно, что они приедут на станцию «Разочарование». И так же не обязательно, что окажутся на станции «Счастье». Что это такое? Какое состояние души он мог бы назвать так? Каждый человек постоянно дрейфует между счастьем и несчастьем. Даже любовь не может постоянно идти со счастьем рука об руку.
Подливая ему пива, Хинако спросила:
— Ты не любишь тайфуны?
Трудно сказать. С одной стороны, любит за то, что есть повод сидеть дома. С другой — не любит, когда заливает дом.
— Однажды нас затопило. Это мы потом дом перестроили, а тогда туалет у нас был на улице. Выходишь в сад, а там вонь несусветная. До сих пор забыть не могу.
Оба не удержались от смеха. Комната тут же содрогнулась от сильного порыва ветра. Казалось, это их смех поднял ветер.
— Простите. — Это зашла за подносом похожая на пяденицу тощая горничная. — Надо же, специально приехали в такую даль, а тут тайфун. Мне искренне жаль.
— Спасибо. Мы из Коти, а тут дорогу завалило, и мы не смогли вернуться.
— И не говорите! Другие постояльцы тоже не знают, как быть. Нечасто такое увидишь. Боюсь, пару дней движение будет перекрыто. Местные жители тоже намучаются.
Хинако с Фумия растерянно переглянулись.
— Пару дней?!
— Как же быть? Мне на работу надо…
— Говорите, вы из Коти? — Горничная собирала тарелки. — Тогда вам можно другим путем вернуться. Поезжайте по лесной дороге Камегамори от подножия Исидзути, там увидите тоннель. Это сто девяносто четвертая трасса. Она вас выведет прямо к Коти.
— Здорово. Спасибо вам.
Убрав посуду, официантка принялась стелить постель. На прощание заверив их, что здание очень крепкое, и пожелав доброй ночи, она ушла.
Они еще немного поболтали о работе, столичной жизни, о книге Ясутаки Хиуры. Наконец, когда все темы иссякли, они обнаружили, что сидят почти вплотную друг к другу.
Кажется, это Фумия поцеловал Хинако. А может, она первой приблизила к нему лицо. Их тела неумолимо сближались, словно притягиваемые магнитом, пока руки не переплелись.
Нежно скользя рукой по ее телу под тонкой тканью юката, Фумия почувствовал, что снова садится в поезд. Он еще не решился окончательно, но тело уже подалось вперед, нога встала на подножку. Он искал ее нежные губы, зарывался в пропитанные тонким ароматом волосы. Хинако поднялась и выключила свет. Комната погрузилась в полную темноту. Они улеглись в постель и медленно сняли юката.
За окном по-прежнему лил дождь, грохотали раскаты грома.
Хинако тихо прошептала:
— Ты на меня сердишься?
Фумия также шепотом ответил, что не сердится, и Хинако крепко обняла его. Жар ее тела растопил его нерешительность. Фумия протянул ладони к пылающему в ней огню и почувствовал, сколько в нем жизненной силы. Пожалуй, с ней ему не страшно отправиться в неизвестность. Он не старик, чтобы хоронить себя в деревне. У него еще все впереди.
Фумия бросился в огонь и вдохнул его аромат. В его теле тоже пылал пожар. Хинако протяжно постанывала. Их тела сплелись в один костер. Они двигались как сумасшедшие, словно в диком первобытном танце. В памяти Фумия возник камень из Ущелья Богов. В древности люди отдавались друг другу под этим каменным столбом.
Перед его внутренним взором снова пронеслась картина, преследовавшая его со вчерашнего дня. Мужчина и женщина сплетаются в экстазе у зеленого камня. Из груди мужчины вырывается стон. На лице у женщины блаженная улыбка. Женщина из рода Хиура… Век за веком они производят на свет свое второе «я», соединяют мертвых и живых, оживляют мертвецов…
По телу пробежала сладостная дрожь, и Фумия откинулся на постель.
Внезапно сильный порыв ветра ударил в стену, стекла задрожали. В комнате стало светло. Это сорвались с петель ставни. Казалось, кто-то включил телевизор, — в окне отразились гнущиеся деревья и пронзенное молниями небо. Тело Хинако бледно сияло в лунном свете. Она лежала без сил и улыбалась:
— Люблю тайфуны…
Словно в ответ ей сверкнула молния. Деревья стонали так, словно их ломало на части. Раздался новый раскат грома, и небо прорезала змея молнии. Здание мелко задрожало, натужно заскрипел пол, заморгало электричество.