Поэтому я прикончил омара, шампанское, шербет и зажег сигару, прежде чем налить себе бокал коньяка, – что, как мне говорили, считается варварством. Во искупление своего греха я провозгласил тост за все, что видел вокруг, а потом наполнил чашку кофе.
Закончив ужин, я встал и отправился на прогулку по большому и сложному зданию, которое было мне домом. Добравшись до бара на Западной террасе, я сел за стойку, поставив перед собой коньяк. Чуть погодя я снова закурил. А потом она появилась в дверях, привычно приняв позу из рекламы духов.
Лизу окутывало нечто мягкое, шелковистое и голубое, пенившееся вокруг нее в свете фонарей террасы – сплошь искры и дымка. Она надела белые перчатки и бриллиантовое колье; волосы у нее были пепельные, углы и линии бледно-розовых губ изгибались, образуя круг, а голову Лиза склонила набок, закрыв один глаз и прищурив другой.
– К добру ли эта встреча при луне? – сказала она, и круг обернулся улыбкой, внезапной и свежей; я подгадал время так, что вторая луна, чисто белая, как раз всходила на западе. Голос Лизы напоминал мне запись, которую заело на ноте «до» первой октавы. Теперь музыку больше не записывают на заедающие пластинки, и никто их не помнит – но я помню.
– Привет, – сказал я. – Что будешь пить?
– Виски с содовой, – как всегда ответила она. – Прекрасная ночь!
Я заглянул в ее чересчур синие глаза и улыбнулся.
– Да, – я набрал ее заказ, и напиток был немедленно смешан и доставлен, – это так.
– Ты изменился. Стал светлее.
– Да.
– Надеюсь, ничего хорошего ты не задумал.
– Скорее всего. – Я вручил ей стакан. – Сколько времени прошло?.. Пять месяцев?
– Чуть больше.
– Твой контракт заключен на год.
– Да.
Я передал ей конверт и сказал:
– С этого момента он разорван.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Лиза; ее улыбка застыла, истаяла, пропала.
– Ровно то, о чем говорю, как и всегда, – ответил я.
– Ты хочешь сказать, что больше не нуждаешься в моих услугах?
– Боюсь, что так, – сказал я, – и вот аналогичная сумма, чтобы доказать тебе, что дело не в том, о чем ты думаешь.
Я отдал ей второй конверт.
– А в чем тогда? – спросила она.
– Я должен улететь. Тебе незачем чахнуть здесь все это время. Меня может не быть очень долго.
– Я дождусь.
– Нет.
– Тогда я полечу с тобой.
– Даже зная, что можешь погибнуть вместе со мной, если дела обернутся плохо?
Я надеялся, что она скажет «да». Но после стольких лет, думаю, я научился немного разбираться в людях. Поэтому и подготовил рекомендательное письмо А.
– На этот раз такая возможность существует, – сказал я. – Иногда людям вроде меня приходится идти на риск.
– Ты дашь мне рекомендацию? – спросила она.
– Она у меня с собой.
Лиза глотнула виски.
– Хорошо, – сказала она.
Я вручил ей рекомендацию.
– Ты меня ненавидишь? – спросила Лиза.
– Нет.
– Почему?
– А почему я должен?
– Потому что я слабая и ценю свою жизнь.
– Я тоже ее ценю, хоть и не могу гарантировать ее сохранность.
– Поэтому я и приняла рекомендацию.
– Поэтому я ее и подготовил.
– Ты думаешь, будто все знаешь, да?
– Нет.
– Как мы проведем эту ночь? – спросила она, допивая виски.
– Я не знаю всего.
– А вот я кое-что знаю. Ты хорошо со мной обращался.
– Спасибо.
– Я хотела бы остаться с тобой.
– Но я тебя напугал?
– Да.
– Слишком сильно?
– Слишком сильно.
Я допил коньяк и, попыхивая сигарой, принялся изучать Флориду и мою белую луну, Биток.
– Сегодня ночью, – сказала Лиза, взяв меня за руку, – ты по крайней мере забудешь меня ненавидеть.
Конверты оставались закрытыми. Лиза потягивала вторую порцию виски и тоже созерцала Флориду и Биток.
– Когда ты улетаешь?
– На заре, – сказал я.
– Боже, как ты поэтичен.
– Нет, я просто таков, каков я есть.
– Это я и имела в виду.
– Мне так не кажется, но я рад был нашему знакомству.
Она допила виски и отставила стакан.
– Холодает.
– Да.
– Давай же удалимся в дом.
– С удовольствием.
Я отложил сигару, мы встали, и Лиза поцеловала меня. Я обнял ее стройную и сверкающую голубую талию, и мы направились от бара к двери, и сквозь дверь, и дальше, в дом, который покидали.
Давайте поставим здесь три звездочки:
Быть может, богатство, накопленное мною на пути к тому, кем я стал, было одной из тех вещей, что сделали меня таким, каким я стал – то есть в чем-то параноиком. Хотя нет.
Слишком просто.