Выбрать главу

Глава 8.

В юном возрасте на яркой цветущей поляне пышного острова детской беспечности, рядом с радужным хрустальным замком молодого сознания, выправляет осанку хрупкий, но величавый дворец мечт. Высясь в небеса своими многочисленными искусной работы башнями, не сломленный здравостью суждений, он тянется пиками в безграничность вселенной. И казалось бы, нет для него преград и ничто не может обусловить его высшую точку, как в дело вступает общественность и горячо любимые нами родители, своим примером и совокупностью разрушительных фраз – «не можешь», «нельзя», «не получится», срубая башню за башней с воздушного замка наших грёз. К тому времени как облик дворца теряет свою грациозную царственность, мы вырастаем и продолжаем верное дело, начатое когда-то людьми, вселявшими в нас чувство уважения и авторитета. Теперь, уже повзрослевшие дети сомнений и скепсиса, с каждым трезвым заключением, мы обтёсываем, и без того уже, куцое жалкое подобие величественного замка, пока собственноручно не превращаем его в старый, потрёпанный, опустевший сарай. И только когда двадцатитонный бульдозер зрелости заканчивает сравнивать с землёй убогую постройку, мы чувствуем на плече касание твёрдой руки родителей, в глазах которых взрывается фейерверк ликования и гордости. И одобрительные слова эхом звучат в пустоте сознания: «Молодец сынок! Ты уничтожил свою жизнь, перед тобой открываются неограниченные просторы жалкого существования. Ступай, сын, борись за перспективу, и возможно ты станешь самым счастливым из несчастных». И, склонив голову перед лицом сурового быта и ритмичной монотонности долгоденствия, мы остаёмся бродить вдоль берегов маленького островка, сминая ороговевшими ступнями лепестки засохших цветов, лишь иногда проходя мимо некогда прозрачного хрустального замка томящегося молодого сознания.

Любил ли я своего отца? Не уверен. Возможно, чувства, испытываемые по отношению к нему, были лишь данью наших кровных уз. Правилом, исходящим из общепринятых стереотипов. Образ жизни им ведомый и ежедневно демонстрируемый мне, нисколько не мог способствовать формированию чувства уважения и гордости за отца. Да, он был хорошим приятелем даже порой собутыльником, но отцом никогда. Афиширование своих вредных привычек, отсутствие, хотя бы, элементарных амбиций, поминутно взращивало в моей психике личностную слабость и осознанную подневольность. Понимание своей обречённости на подобное существование рушило и без того надломленные мечты.

И вот, в одночасье, отец становится героем. Осознание того что этот человек способен на движение к высоким целям, на жертву, во имя веры в реализацию столь призрачной победы. Твёрдая, скупая решительность заслонить грудью своего сына, чтобы тот мог продолжать свой путь. Но путь сей является лишь навязанной обречённостью. Формированный долгие годы в планах очередных таинственных участников божественной интриги – пассивных наблюдателей. Мне чуждо данное состояние души. Всю жизнь я просто желал быть обычным человеком. Хотел быть, как и все. Тяготел лишь к простейшей стандартной концепции качества жизни – к элементарному бытовому счастью, что смогло бы скрыть состояние, бесконечного, уничтожающего, чувства бескрайнего несчастья духа. Возможно мой отец всю свою жизнь, под личиной примитивной части многочисленной мозаики общества, прятал облик истинного героя. Но он никогда не был моим героем, ни на мгновение не являлся героем для меня.

Я слышал лишь звук своих шагов и мягкий шум, порождаемый мерностью дыхания, порой заглушаемый рёвом проносящихся мимо машин. По сторонам медленно тянулись бескрайние просторы пустующих полей. Прошли уже сутки, как я отдалился от последнего встреченного мною поселения, где представилась возможность запастись провизией на грядущее путешествие. Один только раз мне посчастливилось поймать попутку, но и тут я выиграл лишь десяток километров. Мой путь лежал в дальний уголок моей крохотной отчизны и большую его часть, по всей видимости, мне было суждено пройти пешком. Добрые сельчане, встреченные мною, дивясь способу моего передвижения, подсказали в каком направлении двигаться, и сейчас я точно знал – выбранное мною направление верно.